— Что он тебе говорил? — спросила следователь.

— Он сказал… он сказал… бабушка умерла. И меня будут искать…Он сказал, чтобы я спряталась в багажник…

— Ясно, — прервал ее бормотание Бозин, — больше ничего небойся. Тебя никто не тронет. И никому не верь, кроме Нины. Вот она тебя с собойвозьмет. А завтра мы поговорим. Ты меня поняла?

— Да, — кивнула девочка, — можно я вас спрошу?

Она поняла, что этот человек здесь самый главный, егослушались и сотрудники милиции, и все остальные.

— Конечно, — разрешил Арсений Николаевич.

— Где моя бабушка? Он сказал правду?

Бозин подумал, что нужно соврать. Но он не любил лгать,считая, что всегда и везде нужно говорить только правду. Девочка все равно,рано или поздно, узнает печальное известие. Он взглянул на Линовицкую. Понимаяего сомнения, она кивнула ему, словно соглашаясь с его решением. Он посмотрелна Дронго. Тот молчал. В подобных случаях всегда трудно принять верное решение.

— Да, — сдержанно ответил Бозин, — твоя бабушка умерла.

Девочка не вскрикнула, даже не заплакала. Она только сцепилапальцы и задала второй вопрос:

— Ее убили?

— Да, — ответил Бозин, — ее отравили.

Девочка держалась изо всех сил, но слезинка все жепокатилась по ее лицу.

— Заберите девочку, — попросил Бозин, обращаясь к Нине.

Та поспешно вскочила и, обняв ее, увела из кабинета.

— Несчастный ребенок, сколько же она пережила, — вздохнулБозин. Он взглянул на часы. — Я думаю, на сегодня мы закончили все дела. Я ещезаеду в прокуратуру, оформлю протоколы задержания Скрёбова и его брата. Азавтра получу официальную санкцию прокурора на их арест.

— Я могу отвезти вас, Валентина Олеговна, — предложил Халупович,— вам с Дронго по пути. Вы живете в одном районе.

— Тогда поеду с вами, — согласилась она, — думаю, чтосегодня больше уже ничего не произойдет.

— Надеюсь, — невесело сказал Эдуард Леонидович.

Они вышли в приемную. Нина пошла в комнату отдыха, чтобызабрать Танин рюкзачок. Заодно она принесла ее оранжевый шарфик.

— До свидания, — говорил Бозин, пожимая каждому руки напрощанье, — надеюсь, завтра мы все оформим.

Он вышел вместе с офицером милиции, приехавшим с Озиевым.Халупович взглянул на часы, посмотрел на притихшую девочку.

— Пойдем, — кивнул он ей, — поедете со мной.

Девочка отпрянула к Нине. Та ласково обняла ее за плечи,улыбнулась Халуповичу.

— У вас уже есть пассажиры, — показала она глазами на Дронгои Линовицкую.

— Мы поместимся в машине, — возразил Эдуард Леонидович, —вас четверо и я за рулем. Ничего страшного, тем более, что с нами Таня, а онахуденькая. Много места не займет.

— Нет, — вмешался Дронго, — вы и так очень устали. Не нужновсех развозить. Я пойду пешком. Дождя нет, снега нет. Не очень скользко. Ядумаю, мне будет полезно пройтись пешком и немного подумать.

— До вашего дома отсюда довольно далеко, — напомнилХалупович, — минут сорок, не меньше.

— Ничего страшного. Я люблю ходить пешком, как-нибудь доберусь.А если устану, возьму машину. Сейчас с этим нет проблем. Кроме того, я в любоймомент могу вызвать свою машину. Я разве не говорил вам, Эдуард Леонидович, чтоу меня есть машина и водитель, услугами которого я иногда пользуюсь. Сам я нелюблю водить машину.

— Как хотите, — согласился Халупович, — в таком случае,когда мы встречаемся?

— Утром в десять, — взглянул на часы Дронго, — надеюсь, чтомне удастся так рано подняться. Хотя обычно для меня это время — раннее утро.

— Хорошо, — улыбнулся Халупович, — договорились.

Дронго повернулся, чтобы выйти из приемной, когда услышалголос Линовицкой.

— Можно мне с вами?

Он резко обернулся. Молодая женщина смотрела на него, и онне знал, что ей сказать.

— Конечно, — пробормотал он, — конечно, можно.

Халупович поднял брови и усмехнулся. Нина, занятая девочкой,не обратила на них никакого внимания. Она надела на Таню пальто и теперьстарательно застегивала пуговицы. Было заметно, что она переживает за девочку,на долю которой выпало так много испытаний.

— Тогда пойдемте, — предложил Дронго Линовицкой.

На ней было легкое пальто, надетое поверх формы.

— Моя машина в ремонте, — пояснила она, — поэтому на сегодняя тоже «безлошадная».

— В таком случае, мы оба «пехотинцы», — улыбнулся Дронго. —До свидания, Эдуард Леонидович, надеюсь, ночь вы проведете дома.

— Не беспокойтесь, — ответил Халупович, — меня теперь издома никто не вытащит. Достаточно и одного Скрёбова.

Дронго и Валентина Олеговна вошли в кабину лифта. Обамолчали, словно не решаясь говорить в здании, где сегодня произошла трагедия.На первом этаже у проходной, кроме охранников, стояли еще два сержанта милиции.Увидев выходившую Линовицкую, сержанты устало козырнули, разрешая выйтиследователю и сопровождавшему ее мужчине. На улице было прохладно — около нуля.Линовицкая взглянула на Дронго. Тот надвинул кепку на глаза. В других странахон, как правило, носил широкополую шляпу, но подобный головной убор в ночнойМоскве был бы неуместен. Такие уборы позволяли себе либо оригинальные чудаки,либо экстравагантные представители свободных творческих профессий. И тех, идругих уличная шпана с удовольствием преследовала и грабила.

— Вы не передумали? — спросила Валентина Олеговна. — Можетбыть, возьмем машину?

— Нет, — ответил Дронго, — только тогда, когда вы сами этогозахотите. Идемте пешком. Говорят, ночные прогулки благотворно действуют нанервную систему.

— A y вас расшатанная нервная система? — поинтересоваласьЛиновицкая.

— Иногда мне кажется, что да.

— Часто?

— В последнее время достаточно часто.

Они двинулись в сторону центра. Линовицкая поежилась отхолода. Дронго это заметил.

— Я могу сделать вам предложение, — пошутил он.

— В каком смысле? — усмехнулась она. — Надеюсь, не брачное?

— Нет. Скорее, связанное с холодной ночной погодой. У васесть теплый платок, который вы набросили себе на плечи. Боюсь, что идти нампридется долго, и было бы неплохо, если бы этот платок оказался у вас наголове.

— Нет, — улыбнулась она, — пока мне не холодно. Если будетхолодно, обещаю именно так и поступить.