Возможно, девочка ревновала мать и, считала Халуповичаличным виновником всех своих несчастий. В таком случае подаренное пальто онамогла воспринять как попытку Халуповича загладить свою вину перед ней.

— Не может быть, — растерянно произнесла Нина, — этого неможет быть.

— Никого другого Елизавета Матвеевна не пустила бы в этуквартиру, — пояснил Дронго.

— Верно, — задумчиво произнес Халупович, — ни за что иникого не пустила бы.

— Вот видите. В таком случае все совпадает. Таня была тойсамой пятой женщиной, которую видела Софья Оганесовна. Именно поэтому Скрёбовутак легко удалось подбить Таню на побег. И, наконец, крысиный яд. Она все времядержала его при себе, видимо, боялась грызунов, которые иногда появлялись в ихдоме.

— Это нужно доказать, — судорожно всхлипнула Нина.

— Ее любимая фигурка Микки Маус изготовлена в Китае. Онаполая внутри, — пояснил Дронго, — девочка насыпала в нее яд. Она и предположитьне могла, что яд будет направлен против ее бабушки.

Все молчали, потрясенные услышанным.

— Ее мать подалась на заработки то ли в Югославию, то ли вТурцию, — продолжал Дронго, — и девочка об этом тоже знала. Она достаточновзрослая, чтобы понимать, куда и зачем уехала мать. И как эти деньги ейдостаются. Уильям Сомерсет Моэм считал, что лишения и несчастья не делаютчеловека лучше. Наоборот, они ломают его душу. Очевидно, у девочки произошелнекий психологический надлом. А когда она узнала, что вместо Халуповича погиблаее бабушка, то решимость довести дело до конца только окрепла.

— Что она делает сейчас? — внезапно спросила чуть дрогнувшимголосом Линовицкая.

— Господи! — всплеснула руками Нина, — Она наверху. Сидитсейчас с этой игрушкой, — она выбежала из гостиной.

— Как страшно, — произнесла Элга, — такая маленькая девочка…Теперь ей грозит тюрьма.

— По российским законам уголовная ответственность наступаеттолько с четырнадцати лет, если я не ошибаюсь, — сказал Дронго. — Значит, у васснова не будет преступника, Валентина Олеговна. Вы можете отправить ее винтернат для несовершеннолетних преступников или в другое исправительноезаведение, но будет лучше, если вы не найдете преступника. Нельзя коверкатьжизнь девочки. У нее и без того сломанная судьба. Все, что ей удалось сделать,так это по ошибке отравить бабушку и убить сиамского кота.

— Черт побери! — воскликнул Халупович. — Я даже неподозревал об этом.

Все по-прежнему подавленно молчали. Они слышали, как Нинауспокаивает плачущую девочку. Очевидно, та поняла, что ее план снова не удался.Фариза покачала головой.

— Какое несчастье, — пробормотала она с чувством, — твоелюбвеобилие, Эдуард, приносит людям несчастье.

Халупович тяжело вздохнул.

Дронго понял, что закончил свою миссию. Он поднялся из-застола.

— Один раз в миллениум, — вспомнил он слова Халуповича, —вот так и начался наш миллениум, — негромко добавил Дронго. Затем еще разпосмотрел на каждую из женщин. Все были подавлены. Линовицкая о чем-то мрачноразмышляла. Она оказалась в нелегком положении.

— Что можно было ожидать от такой девочки, — раздалсявысокий возмущенный голос Оксаны Григорьевны, — когда у нее такая мать… Такаянаследственность…

— Не смейте! — внезапно вспыхнула Фариза. — Вы ничего непонимаете. Разве ее мать виновата в том, что вынуждена уехать? И как ейзарабатывать, если по — другому она не умеет?

— Так можно оправдать любое преступление, любуюбезнравственность, — сурово заметила Оксана Григорьевна.

— Мы все не ангелы, — возразил Дронго, избегая смотреть наЛиновицкую. — Говорят, что кто-то из святых прыгал в крапиву, чтобы спастись отискушения. Кажется, это был святой Бенедикт.

— Остается пожалеть бедного Бенедикта, — жестко заметилаЛиновицкая, — хотя лично мне его не жаль.

— А девочка? — напомнила Элга. — Что с ней будет?

— Это уже вопрос к следователю, — ответил Дронго.

Фариза посмотрела на Валентину Олеговну так, словно увиделаее впервые. Все присутствующие тоже смотрели на нее. Линовицкая покраснела,занервничала, почему-то закашлялась. Она не знала, что ей нужно сказать, чтобыудержать уходившего Дронго. Именно поэтому она так нервничала. Но гордостьоказалась сильнее остальных чувств.

— До свидания, — сказал Дронго, выходя из комнаты.

Никто ему не ответил. Линовицкая словно оцепенела.

Он подходил к двери, когда его догнал Халупович.

— Ваш гонорар я переведу…

— Не торопитесь, — прервал его Дронго, — мы успеемразобраться и с этой проблемой. У меня остался последний вопрос. Познакомившисьс Фаризой, вы смело полезли в драку. Вы тогда сказали ей, что рядом находитсячемпион по боксу, поэтому вы ничего не боитесь. Рядом с вами тогдадействительно был чемпион?

— Нет, — улыбнулся, Халупович, — он и драться — то не умел.Я соврал, чтобы она не волновалась. И дрался за двоих.

— Спасибо, — сказал Дронго, протягивая ему руку, — я так идумал. Вот за это вас и любят женщины.

Пожав протянутую руку, он вышел. На вешалке осталосьсиротливо висеть пальто Линовицкой. Верхняя одежда гостей была в шкафу.Валентина Олеговна видела, что он уходит, но не стала останавливать его. Всебыло сказано. Второй раз возвращаться в ее квартиру не имело смысла. Оначувствовала, что он больше не вернется. А он понял, что ночь закончилась ивпереди был новый день. Подняв воротник пальто, он вышел на улицу.

«Интересно, как она поступит, — подумал Дронго, — ведьтеперь выбор будет за ней».