Его мучило то, что «наша мужественная воля <…> теряет силу сопротивления и парализуется бабьей вялостью», а «женственные начала гибкости и обаяния <…> огрубляются неглубоким и бесцельным рационализмом».

Если о прогнозах Блока пока можно спорить, то симптомы он просёк безошибочно. Симптомы перерождения мужского – в «мужчинское», женского – в бабское. Их дикую путаницу, вплоть до полной неразличимости.

В мае 1912-го Блок пишет «Памяти Августа Стриндберга».

В июне он записывает в дневник: «Люба опять обманывает меня».

Мужчины – это такие специальные существа, которых влекут крашеные блондинки, рейтинги, брюнетки, дискриминанты, кабинотьеры, жёсткая выпивка, шатенки и рыжие. Но им дико некогда. Им только есть когда разговаривать очень специальные мужские разговоры. Например: «Пусть он своё цифровое увеличение засунет в одно место! А то напишут одиннадцатикратный зум, а народ потом, как бешеный, тащится от этих пикселов!..»

Бывают, конечно, разговоры и более душевные – как на той неделе в сугубо мужском купе скорого «Абакан– Москва», где самое приличное заявление гласило: «Тут я ей, ребята, и впендюрил…» А самое «душевное» заключалось в том, что на говорящем были погоны офицера российской армии и речь он вёл о собственной жене. Но дело даже не в погонах, а во влажном взоре той вполне реальной дамы, для которой этот майор – идеал мужчины. В особенностях её зрения.

По данным разведки, метросексуализм бледнеет, киксует и сдаёт позиции. Это, кстати, не то, что некоторые могли подумать: метросексуалами обзывают мужчин традиционной ориентации, которым хватает головы ещё и на то, чтобы «думать о красе ногтей» и об извивах моды. Вот мода их как раз и кинула – её снова прельщает брутальность потных и небритых мачо.

Но, рассуждая по-научному, это всё туфта. Потому что, во-первых, задолго до ароматизированного, с бриллиантовой серёжкой в ухе, Дэвида Бекхэма на всю Европу благоухали такие оригиналы, как Альфред де Мюссе. И некто Евгений Онегин (не к ночи будь помянут), которому уже 170 лет, тоже не с Луны свалился.

А во-вторых, как известно, полноценные, стопроцентные мачо в живой природе не обнаружены. Они умеют размножаться только способом киношного опыления дамских фантазий. Если, допустим, Бандерас по долгу службы на экране поигрывает волевыми желваками, легко справляясь с Мировым Злом, то в частной жизни он еле успевает справляться с ревнивыми скандалами стареющей Мелани – потому что любит. И правильно делает.

Ладно, хватит пялиться на экран. Оглянемся на суровую действительность. Что мы имеем в нерастворимом остатке? Как минимум трезвую классификацию признаков разной валентности.

1. Мачо (т. е. особь с такой репутацией) – это накачанный мужчина внушительной комплекции и с внушительными неоперабельными комплексами.

2. Эти комплексы вынуждают его тратить почти все свои силы на то, чтобы круто выглядеть, производить брутальное впечатление и самоутверждаться любой ценой.

3. Продвинутый мачо выучил наизусть, что женщины бывают двух сортов – второго и третьего. Кроме того, «тёлка» рано или поздно обязана «дать». Та, которая почему-то вдруг не «даёт», – подозрительная дура.

4. Непривычка вовремя вставать под душ, стойкий конюшенный дух и геройское презрение к парфюмам находят у мачо стопудовое «рабоче-крестьянское» обоснование: «Что я, пидор??»

5. На выборах мачо уверенно голосует за профессиональных патриотов. Он готов играть в военно-патриотическую «Зарницу» до первой травмы или до появления пивного брюшка.

6. У невменяемых Лолиток с танцпола и у отдельно взятых бюджетных жён мачо будит острые мечтательные содрогания. У искушённых бизнес-леди – аллергические симптомы либо трезвое «товарное» любопытство.

7. В крайних случаях мачо заслуживает солидарности. Например, когда зверски неохота бриться.

Как ни относись к феминисткам, в одном они удручающе правы – этот мир чересчур мужской. Это я не к тому, чтобы срочно менять мировую структуру, а вот к чему.

Старик Шкловский определял сильный пол по гамбургскому счёту: мужчина – тот, у кого идеально работает самый сексуальный орган. Какой орган у мужчины самый сексуальный? Правильно, мозги. Ухитрившись построить мир по своему облику и складу, самое глупое и позорное, что мы теперь можем себе позволить, – это встать в недовольную онегинскую позу или делить подруг по сортам.

Если мир выглядит безвкусно и криво, нам пора что-то делать со своим глазомером и вкусом.

Один нормальный мужчина, катастрофически охладевший к стервозной жене (при всей её фотомодельной долготе и гламурности), признался мне, что в самые интимные моменты от холодности и пустоты его спасает «чувство пляжа». Судя по семейным снимкам, это жаркое и солёное состояние навсегда связано у него с долговязой, похожей на оленёнка девушкой, которая не была тогда светской леди, ещё не заявляла мужу: «Если ты голова, то я шея!», а просто лежала вся мокрая, счастливая рядом, на пляжном полотенце, запыхавшись после обоюдного заплыва за какие-то немыслимые буйки.

А другой мужчина, чуть-чуть нагловатый культуролог по фамилии Генис, восхваляя частные бассейны, изругал пляжи. В них, говорит, есть какая-то «насильственная коммунальная публичность». Публичность – да. Но про «насильственную» – это он сильно загнул. Никакое, одну минуточку, «насилие» не заставит миллионы взрослых, вменяемых дам и господ со всего мира одиннадцать месяцев в году так деятельно готовиться к пляжному безделью: холить и прихорашивать стратегически значимые части тела (плюс предварительный загар), с ревнивым тщанием примерять купальники и тёмные очки, затариваться особо нежной косметикой… И наконец, срываться огромными стаями из натруженных своих континентальных городов, то заснеженных, то запылённых, – в долгий, сонный, почти обморочный перелёт, на исходе которого их ждёт горизонтальное положение у воды, под пальмами и зонтами, под голым солнцем и голыми взглядами чужаков.

…Тут вам с дикой любезностью тащат поднос – цветные коктейли со льдом. Вы говорите: «No, thanks!» Потому что ежу понятно, из какого крана этот лёд наливают. Сразу козлёночком станешь… Ну тогда закажите хотя бы за пару копеечек яхтинг, и рафтинг, и прочие надувные бананы – утеха для завсегдатаев ЦПКиО, где вы просто обязаны, перевернувшись, дружно ухохотаться.

И тут же обязательно бродит красивый такой конь педальный, у которого где надо накачано, где надо – подбрито. Он уже заучил по-английски «Ай лав ю!» и «Бьютифул!», поэтому смело пасётся между телами, от зоны бикини до стринговой полосы, возбуждаясь подножным кормом. Даже если первая и вторая скажут ему: «Да пошёл ты!», то восьмая – конечно, замужняя, из Соликамска – с приятным волненьем уступит. И будет ей романтичное счастье с прощальной курортной слезой. Всего-то пять скоропостижных фрикций в гостиничной койке – а светлая память до скончанья грустных Соликамских лет. А дежурному принцу педального типа тоже приятно – галочка в книге рекордов и циферка в личном зачёте.