Странно, муж стал ее врагом и был готов раздавить и ее, и сына (нет, не своего сына, а исключительно ее, поэтому и был готов), а она все еще по инерции звала его Генычем.

Хотя пора величать, как того и заслуживает: Геннадий Эдуардович.

Жить можно.

Значит…

Инна вдруг поняла, что решение принято. Она откажется от борьбы, так как ни к чему хорошему война не приведет. И даже если, интригуя, подключая юристов, дрожа за свою безопасность и безопасность сына, она выбьет больше, даже намного, то…

То не значит, что она станет счастливее. И пусть у нее все отобрали — у нее остался сын. Олеся и Мила Иосифовна. В конце концов часть верных сотрудников, вернее, сотрудниц, с которыми она может начать новый издательский проект, пусть и не такой масштабный…

Так что же ей еще требовалось?

Ничего.

Чувствуя, что на сердце вдруг, после долгого периода злости и страха, стало легко-легко, Инна, радуясь тому, что приняла решение, которое кардинально изменит ее жизнь, вышла из дамской комнаты и направилась к своему столику, на котором красовался уже поданный обед.

А за столиком восседал человек, которого она хотела видеть менее всего. Даже еще меньше, чем Геныча.

Это был второй роковой мужик ее жизни.

Тимофей.

Инна подошла к столику. Тимофей, заметно волнуясь, поднялся ей навстречу.

— Инна, детка, извини, что я как снег на голову, но я от клиники за тобой ехал. Я ведь был в курсе, что они тебя взяли, а потом отпустили, мне надо с тобой поговорить. Мне очень жаль, детка, что…

Инна, даже не слушая лепет этого мерзкого предателя, взяла со стола большой бокал минеральной воды и выплеснула ему в лицо.

Тимофей на мгновение оторопел, замолк, а потом простонал:

— Инна, детка, ты имеешь полное право ненавидеть меня, но пойми, за это время я понял, что на самом деле неравнодушен к тебе и что…

Подойдя к соседнему столику, Инна схватила чашку кофе у какого-то далеко не самой мирной наружности угрюмого лысого типа и выплеснула ее содержимое в Тимофея.

Жаль только, что кофе было совсем немного, да и не долетело.

Улыбнувшись оторопевшему типу, Инна сказала:

— Извините, прошу вас, но этот мерзавец меня подставил. Конечно же, вам подадут кофе за мой счет, а также любой алкогольный напиток по вашему усмотрению. И будет любезно с вашей стороны, если вы намылите физиономию этому мерзавцу!

Инна, вытащив из портмоне одну из последних крупных купюр, помахала ею уже несшейся к ней возмущенной хозяйке харчевни, затем положила банкноту на столик и удалилась.

Не удержавшись, на пороге она обернулась и увидела, как Тимофей рвался за ней и как не самой мирной наружности угрюмый тип, преграждая ему дорогу, хрипло заявил:

— А ты, голубок, куда полетел? Может, сначала на два слова выйдем?

Понимая, что у Тимофея будут неприятности, к тому же крупные, Инна выбежала на улицу, прыгнула в автомобиль и резко нажала на газ.

Пока она ехала домой, к квартире Милы Иосифовны, Инна то и дело останавливалась, потому что слезы застилали глаза.

Неужели она ревела из-за этого идиота? Выходило, что да.

Инна то и дело смотрела в зеркало заднего вида, стараясь понять, следует ли за ней Тимофей или нет. Его черного внедорожника вроде бы видно не было, но кто знает…

Припарковавшись у дома, Инна вышла, направилась к подъезду. Вдруг ее сердце екнуло.

А если они похитили не только ее, но и Женечку?

Поэтому она не смогла сдержать рыданий, когда, войдя в квартиру, увидела сына, выскочившего к ней навстречу с широкой улыбкой.

— Мамочка, а почему ты такая растрепанная? Ну, не надо этих телячьих нежностей… Мамочка, я уже большой!

Уплетая на кухне приготовленный Милой Иосифовной и Олесей обед, который вообще-то мог быть и ужином, Инна слушала подробный рассказ о том, что они делали в течение дня.

О своих же делах отделалась замечанием, что «все в полном порядке».

Ведь так и было. Она приняла решение — и не была намерена от него отступать.

Уже вечерело, когда Мила Иосифовна вдруг предложила:

— Может, Женечке свежего воздуха глотнуть во дворе? Погода такая чудная, а мы весь день никуда не выходили…

Олеся тотчас заявила:

— Потому что опасно, сами знаете! Будем дома сидеть.

Но Инна, вставая с дивана, объявила:

— Уже не опасно. Потому что я приняла решение. Ну что, пойдем все вместе?

Они вышли во двор, и Инна, рассматривая урбанистические пейзажи столичных окраин, вдохнула полной грудью и вдруг поняла: она здесь счастлива так, как никогда не была счастлива ни в подмосковном дворце, ни в элитной квартире с видом на Москву-реку.

У нее был сын, два ангела-хранителя, как минимум три миллиона долларов и…

«И автомобиль!»

Наблюдая за тем, как дурачится с Олесей Женечка, Инна сказала чинно шествовавшей рядом с ней Миле Иосифовне:

— Знаете, я скажу вам то, о чем пока никто не знает. Я решила полностью изменить жизнь. И я буду рада, если вы… Если Олеся и вы согласитесь стать частью этой нашей с Женечкой жизни, потому что…

Тут ее взгляд зацепился за черный внедорожник, и сердце словно куда-то ухнуло. Инна уже была готова броситься к сыну и потащить его обратно в подъезд, как вдруг поняла: внедорожник не черный, а темно-синий, да и автомобильная марка совсем другая.

Мила Иосифовна, беря ее под руку, произнесла:

— Ах, как великодушно с вашей стороны, что вы задаете мне такой вопрос! Ну конечно же да! Но должна открыть вам и свой секрет — есть еще кое-кто, кто хочет снова стать частью вашей жизни. Он мне позвонил и попросил организовать встречу, и так как я считаю, что вы идеально друг другу подходите, я не могла сказать «нет». Сюда, сюда, Инна Евгеньевна.

Она подтолкнула Инну в сторону, ближе к длинному ряду автомобилей, и Инна увидела, как дверь одной из машин, не черного внедорожника, другой, распахнулась — и оттуда на асфальт ступил Тимофей.

Пылая от гнева, Инна развернулась и крикнула в лицо Миле Иосифовне:

— Вы что, окончательно сбрендили?! Кто вы такая — старая сводня? Решили, что мне нужен этот… этот предатель?

Наверное, называть Милу Иосифовну, которая приютила ее, старой сводней, все же не следовало, но Инне было не до этикета.

Инна рванула в обратную сторону, однако Тимофей удержал ее за локоть.

— Инна, детка, мне надо поговорить с тобой…

Инна вырвала локоть из его ладони и, повернувшись, закричала ему в лицо: