зеркалу, имеющему форму овала длиной в полсотни метров и шириной в тридцать, стекала вода, прозрачная до такой степени, что была практически не видна.

Необычный храм был окружён частоколом стеклянных с виду столбов, между которыми невозможно было протиснуться взрослому человеку. При ближайшем рассмотрении оказалось, что столбы являются прозрачными трубками, по которым тоже сверху вниз струилась вода.

Оставили мотоциклы у ворот с коническими башенками, внутри которых стояли стражи в оранжевых халатах и мохнатых шапках, с мечами на плечах. Истома провела делегацию к водоёму, из которого поднималось зеркало.

Молящихся было мало, всего два десятка женщин, молодых, средних лет и совсем старых. Все они стояли на одном колене, наклонившись вперёд и опустив руку через невысокий бордюр в воду.

Истома тоже подошла к пруду, опустилась на колено, окунула руку в воду. Её спутницы последовали примеру начальницы.

Ясен остался на месте, полагая, что демонстрировать слепое благоговение к воде не следует. На его родине воды было много, и поклонялись общинники не ей, а Свету.

Переглядывающиеся дружинники последовали примеру своего командира. Впрочем, никто их за это не упрекнул.

Истома встала, махнула рукой.

– Можем зайти в Храм, там по всем стенам течёт вода, причём совершенно бесшумно.

– Где вы её берёте? У вас ведь нет морей и озёр?

– Синтезируем, – ответила девушка.

Они прошли ко входу в здание, накрытое наклонным зеркалом, шагнули внутрь.

Светильников видно не было, однако круглое помещение было хорошо освещено. По его белым стенам сбегали в жёлоб струйки воды, а в центре помещения виднелся стеклянный бугор, венчавший белую трубу, который оказался водяным. Тишина в зале не нарушалась ни одним звуком, так что казалось – люди присутствуют в мире голографического миража.

– По субботам здесь бывают тысячи паломников, – тихо сказала Истома. – Воды выпивается тысячи литров. Она здесь очень чистая, насыщенная кислородом и микроэлементами. Чувствуете свежесть?

– Эка невидаль, – прошептал Пилип.

Ясен ткнул его кулаком в спину.

– Вот почему ваше посольство придётся ко двору, – продолжала девушка. – Вам есть что предложить – доступ к воде. Если ничего не случится, скоро на Равнине начнётся война за воду. Большинство сохранившихся после Падения цивилизаций – биологического вида, в основе их жизни лежит кислородно-углеродно-водородный цикл.

– И у гуррах? – уточнил Ясен.

– Кроме джезеноидов до Падения, по нашим данным, космос населяли десятки тысяч разумных сообществ разного уровня. Не думаю, что все они прекратили существование.

Истома сделала поклон водяному бугру в центре зала, напоминающему фаллос, и увлекла группу за собой.

Стражники-мужчины проводили их равнодушными взглядами, олицетворяя собой здешний колорит общественного устройства.

Снова под колёса машин легла одна из «дорог», но уже приближалась стена города, и через четверть часа отряд подъехал к мосту через ров, пробираясь между сотнями повозок и пешеходов, входивших в Брюссельгей и выходивших из него.

Над воротами Ясен увидел тот же герб, что красовался над воротами Тиктлана: усечённая пирамида и над ней верхушка с вписанным в неё выпуклым глазом.

Перед отрядом байкеров расступились люди, он пересёк городскую черту и проследовал за ворота, сопровождаемый сотнями любопытных глаз. Останавливать его и требовать документы стражники в оранжевых робах не стали, зная, очевидно, что за делегация прибыла в столицу империи.

Брюссельгей почти ничем не отличался от Тиктлана. В этом гости убедились, проехав по радиальной улице от въезда в город до центральной площади, где были расположены главные здания столицы: ратуши – пятиэтажное, красное, службы ОКО – высокая четырёхгранная пирамида из крупных зеркальных блоков, административного управления – белый куб с узкими высокими окнами и пяток других, не обладавших вывесками или штандартами.

Кроме того здесь же высился знакомый конус теятора и подпирала небо красно-белая труба с устройствами слежения за пространством.

И всё-таки чувствовалось, что Брюссельгей – не просто большой город, а столица империи, окраины которой взбирались высоко на отроги Геи-Горы.

Во-первых, здесь хватало пешеходов и транспорта, снующего по улицам в разных направлениях в строгом порядке. От разноцветных одежд и ярких экипажей, иные из которых имели уж и вовсе диковинную форму, рябило в глазах.

Во-вторых, улицы города были покрыты специальным серо-фиолетовым материалом (заасфальтированы, как сказала Истома).

В-третьих, Ясен ощущал на себе плотный настороженный взгляд: так его психика реагировала на большое скопление народа, численность которого намного превышала количество обитателей всей Дебрянской общины.

Проехали по площади, где движение регулировали висящие на столбах трёхцветные лампы, названные Истомой светофорами. Свернули на радиальную улицу, ведущую прямо к Гее-Горе. Улица, прямая как стрела и очень широкая, не улица – магистраль, привела отряд к первому горному возвышению, взобралась на него. С высоты стал виден почти весь Брюссельгей, напомнивший Ясену муравейник.

Истома ещё раз свернула в боковой проезд и вскоре остановилась перед мощной стеной с бойницами, напоминающей крепостную. Впрочем, это и в самом деле была крепость, одна из первых, восстановленных после Падения.

Ворота в стене медленно распахнулись, отряд въехал во двор, где располагалось строение в форме усечённой пирамиды, угрюмоватое, с выступами в форме клювов над выпуклыми «глазами» и «рёбрами».

Здесь гостей ждали трое: две женщины, одна постарше, красивая, с гривой иссиня-чёрных волос, вторая помоложе, блондинка с косой, уложенной короной на голове, а также мужчина преклонного возраста. Женщины были одеты в блестящие лонги со множеством эмблем и нашивок, на мужчине как на вешалке болтался голубой комбинезон без всяких знаков различия.

Впоследствии Ясен узнал, что голубые и оранжевые комбинезоны носит вся геянская прислуга.