— Я боюсь, что она посмеётся надо мной, — чуть слышно признался парень. — А так вроде бы она рядом…

— Ну и дурак! — ответил я.

— Почему? — вскинулся Данила.

— Во-первых, девушки любят решительных парней. А во-вторых, определённость всегда лучше. Откажет, найдёшь другую девушку. С вдовушкой же это не мешало тебе зажигать?

В сгущающихся сумерках было видно, как Данила густо покраснел.

— Но ведь она может и ответить на твои чувства… — добил я товарища.

— Я не знаю, как заговорить с ней об этом, — сказал он.

Я понимал Данилу. Очень даже понимал! Страх отказа один из самых сильных у парней. Однако, если ничего не сделать, то ничего и не будет. Кто не рискует, тот не пьёт с симпатичной девушкой шампанское!

— Ты знаешь, Данила, — поддержал меня Глеб. — Володя, наверное, прав. Ты бы поговорил с Мартой. Выбери момент, и поговори!

Данила некоторое время молчал, а потом кивнул.

— Хорошо.

— Ну вот и ладненько! — я потёр озябшие руки. — Может, пойдём в дом?

— Пойдём, а то я тоже изрядно замёрз, — поддержал меня Глеб.

Данила просто зябко передёрнулся и кивнул.

Мы развернулись и направились к крыльцу. И когда уже поднимались, Глеб предложил:

— Может, выпьем немного, чтобы согреться? Мне понравилась ваша наливка.

— Нет! — жёстко оборвал я. И увидев офигевшие от моей реакции лица, добавил: — Разве что горячего чаю…

— Ну ладно, — пожал плечами Глеб. — Чай так чай…

Мы сразу отправились в гостиную. По дороге я попросил Прасковью дать друзьям чаю с эклерами, а сам пошёл к Матрёне. Тут тоже предстоял серьёзный разговор.

Комната у Матрёны была небольшая и чистая.

Девушка сидела в простеньком кресле. Сбоку висели собранные в кисть штук пять магических кристаллов, они освещали работу. Рядом на столике стояла шкатулка с нитками и иголками. В специальном отделе лежали портняжные ножницы и измерительные ленты. А на кровати были разложены раскроенные детали рубахи.

Сама Матрёна сшивала две детали. Но едва увидела меня, как руки её опустились, а на щеках появился румянец.

— Привет! — сказал я, закрывая за собой дверь.

Матрёна хотела подскочить, но я остановил её:

— Сиди, не вставай!

Посмотрел, куда можно присесть, и не найдя места, сдвинул на кровати детали недошитой рубахи и сел.

Матрёна всё это время молча наблюдала за моими действиями.

— Ты как? — спросил я.

— Всё хорошо, Владимир Дмитриевич, — ответила девушка, явно не понимая как себя вести и что делать.

— Я знаю про заговор слуг, — сказал я.

Матрёна вздрогнула.

— Владимир Дмитриевич, я ничего такого не хотела… — начала она оправдываться.

— Я знаю, — прервал я Матрёну.

— Вы меня не прогоните? — спросила она.

— Нет, — ответил я.

Некоторое время сидели молча. И я прям чувствовал, как по комнате разливается золотистое сияние. Благословение рода, млять!

Но меня это сейчас никак не трогало. Наоборот, мне было тепло, спокойно и комфортно.

— Что делаешь? — спросил я, чтобы как-то прервать ставшее уже невыносимым молчание.

— Перешиваю вам рубаху, — ответила Матрёна, хотя с того момента, как я вошёл в комнату, она не сделала ни одного стежка.

Разговор не клеился. Я вдруг понял, что до этого особо с Матрёной и не разговаривал. Как-то у нас общение обычно быстро переходило в партер.

Но сейчас в связи с беременностью всё изменилось.

Поэтому я сидел и пытался как-то выстроить общение. Но проблема заключалась в том, что оно не выстраивалось.

— У тебя всё необходимое есть? Может, тебе что-то нужно? — спросил я.

— Нет, спасибо, — ответила Матрёна.

— Ну ладно, — сказал я, поднимаясь. — Тогда я пойду.

Матрёна промолчала.

Я направился к двери. Взявшись за ручку, обернулся и сказал:

— Ты прости меня, пожалуйста. Я был сексуально озабоченным болваном. Я не должен был так поступать с тобой.

Матрёна откинула в сторону шитьё и подскочила.

— Владимир Дмитриевич! Это я должна просить у вас прощение! — воскликнула она и попыталась бухнуться на колени.

Я рванул к ней, чтобы остановить и неожиданно для себя заключил Матрёну в объятия.

Как-то так всё естественно получилось, и не успел я оглянуться, как уже покрывал лицо и шею девушки нежными и страстными поцелуями.

— Владимир Дмитриевич, — шептала Матрёна, доверчиво отвечая на мои поцелуи. — Владимир Дмитриевич…

От её голоса, от её запаха, от её близости у меня совсем сорвало крышу.

Я оголил девушке плечи и высвободил её грудь, однако, мне этого было мало и я хотел полностью освободить Матрёну от одежды, чтобы ничто не препятствовало мне. Я хотел целовать девушку всю, чувствовать её всем телом. Я просто хотел её. Невыносимо! Прямо сейчас! Всю без остатка!

Матрёне пришлось помочь мне снять с неё платье. Как-то у неё это легко получилось.

Пока она освобождалась от платья, я освободился от рубахи и штанов.

А потом сдёрнул с кровати покрывало вместе с деталями недошитой рубахи, подхватил Матрёну на руки и положил на кровать.

И снова она отдавалась мне самозабвенно и без остатка.

А я брал её бережно и нежно. Отчего золотистое сияние вокруг только усиливалось.

Пришли к финишу мы одновременно и как-то слишком быстро.

Я заботливо прикрыл Матрёну одеялом. Но продолжил ласкать.

Матрёна с радостью отвечала на ласки.

Она была искренне счастлива. И мой организм отозвался на это.

Второй раз я уже не спешил, я исследовал тело девушки, чтобы выяснить, как доставить ей максимальное удовольствие.

Наконец, Матрёна снова забилась в оргазме. А потом ещё раз…

И вот уже уставшая и счастливая Матрёна лежит рядом со мной, смотрит на меня с безграничной любовью и улыбается.

— Что? — спросил я.

Она помотала головой:

— Ничего.

Тут же прижалась ко мне и прошептала:

— Самые бессмысленные дни, когда вы не улыбаетесь.

Я погладил девушку и вздохнул.

Была в её словах какая-то абсолютная истина. Когда мы не улыбаемся, жизнь становится бессмысленной.

С другой стороны, русские в принципе улыбаются редко. Но это совершенно не значит, что наша жизнь лишена смысла. Просто климат у нас суровый. Вот и улыбаемся только дорогим для нас людям. Потому что именно они наполняют нашу жизнь счастьем. Да и смыслом, чего уж там.

А родные люди нуждаются в защите.

Поэтому, поцеловав Матрёну