Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Господин Уилкокс, наверное, не стал бы ссылаться на Аладина или Добринского, если бы отнесся к этому делу более серьезно. В таком случае он понял бы, что эти два джентльмена вместе с Завойко и были организаторами поездки Львова ко мне — сначала на разведку 4 сентября, а затем 8 сентября, когда он представил мне тайный ультиматум Корнилова. Вопрос в том, что, когда заговор достаточно созрел, когда войска и подразделение Крымова могли в любой день вступить в Петроград, организаторы всей авантюры должны были найти средство проникнуть ко мне с помощью бывшего экс-премьер-министра, князя Г. Е. Львова, который, однако, отказался им в этом помочь. При этом князь Г. Е. Львов счел, что будет лучше проинформировать меня о факте, вызвавшем его немалое удивление: когда Аладин получил отказ князя, то уходя весьма многозначительно попросил его сообщить мне, премьер-министру, что отныне никакие изменения в составе Временного правительства не должны производиться без согласования со Ставкой. Аладин и компания после этой неудачи решили использовать В. Львова, правильно рассчитав, что он, как член Думы и бывший член Временного правительства, в любое время может легко встретиться со мной. Таким образом, 3 сентября, после совещания с Аладиным и Добринским в Москве, В. Львов приехал в Петроград, и сразу же, 4 сентября, у него состоялся разговор со мной. 5 сентября он снова был в Москве и опять встретился с Аладиным и Добринским. В тот же день он уехал в Могилев с Добринским и с письмом Аладина к Завойко. 6 сентября он добрался до Ставки, где в компании с все тем же Добринским или Завойко, вечером, смог переговорить с генералом Корниловым. Во время этой беседы, в конце которой также присутствовал Завойко, Львов получил инструкции от главнокомандующего. С первым же поездом после интервью с генералом Корниловым В. Львов прибыл в Петроград, а 8 сентября приехал ко мне прямо с вокзала с «предложением» генерала Корнилова. Эта спешка вполне понятна, если вспомнить, что в это время корпус генерала Крымова был уже совсем близко от Петрограда.
Но давайте представим на миг, что я отправил Львова с инструкциями к генералу Корнилову. С какими инструкциями? На этот вопрос невозможно получить никакого прямого и вразумительного ответа от людей из партии Корнилова. Господин Уилкокс ссылается на заявление генерала Корнилова в его показаниях следственной комиссии: Львов, приехавший от моего (Керенского) имени, лишь пытался все узнать, но что он сам (Корнилов) в ответ на эти вопросы заговорил о необходимости диктатуры в той или иной форме. Между тем 9 сентября Корнилов вновь сказал Савинкову по прямому проводу, что Львов прибыл к нему якобы с предложением от премьер-министра «принять диктатуру и объявить об этом факте через нынешнее Временное правительство».
В. Львов заявлял во всех своих показаниях, что он ничего не предлагал от моего имени, но в показании, о котором упоминает господин Уилкокс, В. Львов фактически объявляет, что Корнилов не передавал ему «никакого ультиматума» и то, что происходило между ними, было «простой беседой», по ходу которой обсуждались различные пожелания насчет укрепления правительства.
И все же того же 8 сентября сам Львов подтвердил в присутствии свидетеля, что предложения, которые он сделал в письменной форме, исходили непосредственно от генерала Корнилова. Когда эта несогласованность между двумя партиями всплыла в разговоре? Почему генерал Корнилов доложил о том же разговоре с Львовым совершенно по-другому? Почему он со временем стал отрицать свое собственное заявление, что будто бы я сам предложил ему через Львова устроить государственный переворот против себя?
Это дело можно легко объяснить. Ни те, кто посылал Львова ко мне, ни сам Львов не знали до недавнего времени, что мой разговор с Львовым 8 сентября, который, предположительно, должен был проходить между нами двоими, на самом деле был услышан третьим человеком, о чем Львов не знал. Этот человек, помощник директора департамента милиции, дал следующие показания на juge d’instruction[37] 9 сентября, через день после разговора Львова со мной. «Я оказался в кабинете Керенского и собирался выйти из него ввиду разговора, который тот должен был провести с Львовым. Однако Керенский попросил меня остаться, и я остался в комнате на все время разговора. Керенский принес с собой два документа: сначала он вслух зачитал Львову телеграфную ленту по прямому проводу из Ставки, в которой содержался разговор Керенского с генералом Корниловым, — ту самую, что вы сейчас показываете мне. И Львов подтвердил правильность разговора, переданного по ленте. Затем Керенский вслух прочитал Львову его собственную ноту, которую вы мне сейчас показываете, и Львов также подтвердил правильность этого документа, заявив, что все, что было предложено в ноте, исходило от генерала Корнилова… Далее Львов сказал, что общественность и все в Ставке так настроены против Керенского и Временного правительства, что генерал Корнилов не может поручиться за личную безопасность Керенского в любом месте России, и поэтому поездка Керенского и Савинкова в Ставку необходима; Львов со своей стороны дал Керенскому „добрый совет“ принять и выполнить условия Корнилова. Советуя Керенскому выполнить требования Корнилова, Львов сказал, что генерал Корнилов предлагает в новом кабинете министров, который он формировал, Керенскому пост министра юстиции, а Савинкову — военного и, думаю, морского министра».
8 сентября генерал Корнилов еще не знал об этих показаниях свидетеля, но впоследствии он узнал о них, и этим объясняется перемена. Но вот оригинальный текст документа, который господин Уилкокс так презрительно называет «некоторые дополнительные соображения»:
«Генерал Корнилов предлагает: 1) ввести в Петрограде военное положение; 2) передать всю военную и гражданскую власть в руки главнокомандующего; 3) отставку всех министров, включая самого премьер-министра, и временную передачу контроля над министрами их помощникам до учреждения нового кабинета главнокомандующего. (Подписано) В. Львов, Петроград, 26 августа (8 сентября) 1917 г.».
Таким образом, если бы господин Уилкокс использовал все эти материалы, а не только свидетельства, хитро подтасованные заговорщиками, то он мог бы убедиться, что Львов «не просто взял на заметку некоторые дополнительные соображения», а в точности записал предложения генерала Корнилова, и что я не вырвал у него документ, а свернул его и положил в карман, но не для того, чтобы не дать Львову возможность ознакомиться с тем, что он сам написал; наоборот, я прочитал ему его документ, и он подтвердил правильность последнего. Львов был арестован не сразу после того, как он изложил на бумаге предложения Корнилова, а только после того, как их подтвердил по прямому проводу сам генерал