Но Нил заверил, что ему просто нужно прилечь, дескать, это последствия приема излишнего количества бодрящих эликсиров. На мой вопрос, насколько излишнее, Нил отвечать не захотел. Но ему все же пришлось. Пока я помогала снять ему верхнюю одежду.

Как оказалось, он не спал уже неделю. Сначала у моей кровати, пока я не очнулась, а затем участвовал в допросах оставшихся в живых приспешников Лока. Водителя первого вседорожника, не догоревшего пособника из второго чабиля и нескольких придворных, обнаруженных в результате проверки тайной службы безопасности.

В ходе расследования выяснилось, что Локоc и правда внебрачный сын отца Нила. Незаконнорожденный фэйри не желал быть безземельным. Но сил, чтобы открыто бросить вызов Занозе, у него не было. К тому же оставался ещё и Макс.

И Локос решил заключить сделку с демонами. В обмен на их силу и помощь в получении Холма он обещал пробить брешь в барьере и организовать крупномасштабный прорыв.

От этих известий я похолодела. Ведь этот прорыв мог закончиться гибелью всех. И драконов, и людей, и оборотней, и вампиров, и даже дивных. Всех!

Свидетельством этого договора стал пергамент, заверенный кровью. Он был обнаружен в покоях Локоса при обыске. И это соглашение стало свидетельством не только предательства, но и того, насколько слуга Мэб был одержим идеей стать лордом холма: он не задумывался, что может стать с целым миром, выполни он условия сделки с демонами.

Он без колебаний принял помощь низвегнутых. И благодаря ей смог вытащить мою маму из тюрьмы. Мэй Бризроу пообещали свободу, и она согласилась. Ведь пятьдесят лет – слишком большой срок. И она хотела прожить их рядом со мной, осесть в каком-нибудь городке, где многие друг друга знают в лицo, но не по имени… И, следуя за этой мечтой, мама при пособничестве Лока сбежала, а затем и украла холм. Все это – в сознании. Потому как для такой кражи нужна была полная ясность ума. Нo едва это произошло, как ее волю и разум подавили, превратив в безвольную куклу.

– А что сейчас с мамой? Где она? – затормошила я засыпавшего уже Занозу.

– С Мэ-е-ей все хорошо. Она в безопа-а-а-ас… – Нил не договорил. Широко зевнул и… уснул!

Правда, уже пребывая в мире грез, сгреб меня к себе под бок так, что если бы я даже захотела – не вырвалась бы. Но мне и не хотелось. Ничуть. Я чувствовала себя бесконечно счастливой в объятьях того, кого люблю.

С этими мыслями я и сама не заметила, как уснула. И мне привиделись поцелуи. Заноза касался своими губами угла моего рта, глаз, щек. Почти невесомo. А мне этого было мало. Настолько, что я сама прильнула к дивному и… медленно открыла глаза.

Не сон. Нил лежал рядом. Я смотрела в его расширенные зрачки, слышала частое рваное дыхание, чувствовала, как под моей ладонью, что лежала на твердой, часто вздымавшейся груди, бешено стучит сердце дивного, и понимала: со мной творится то же самое.

– Ты поселилась в моих мыслях с того самого вечера, как я увидел тебя в подворотне. И как бы ни старался – не смог не думать о рыжей вредине, что свела меня с ума, - хрипло выдохнул Заноза и добавил: – Я люблю тебя, Рин. И хочу. До безумия.

– И я тебя... – слова дались легко. Без смущения, что должно приличествовать невинной девице.

Его горячие ладони скользнули по изгибу моего тела, очертив округлость бедра, спустились ниже, к краю сорочки, чтобы приподнять его.

– Раздели со мной вечность? - прошептал Нил мне в губы.

Его горячее дыхание обжигало и сводило с ума, его пальцы, выводившие узоры на моей коже, лишали способности мыслить, его поцелуи пьянили. И я сама не поняла, в какой миг простонала:

– Да-а-а… – И, почти задыхаясь, добавила: – Хочу, чтобы ты был моим первым…

И я сама не заметила, как мои ладони нырнули под шелковую ткань мужской рубашки… До безумия хотелось прикоснуться к коже Занозы, провести пальцами по его широким плечам, сильным, надежным, за которые я цеплялась, когда земля уходила из-под ног.

Но Нил отчего-то на миг замер. А в следующий он рывком приподнялся с кровати и одним резким слитным движением избавился от рубашки, а за ней и от остальной одежды, что нам мешала. И eго. И моей.

Рассветные лучи золотили наши обнаженные тела. И мои пальцы осторожно коснулись свежих шрамов дивного: один – рядом с сердцем, ещё два – на правом плече. А ведь была еще повязка от раны на боку, во время покушения… И хоть они все затянулись... Это я прошла купель, залечившую все. А Заноза...

А Заноза, судя по всему, думал о них в последнюю очередь. Он притянул меня к себе, опрокинул, навис сверху и поцеловал так, что воздуха стало не хватать. Голова закружилась, но я обвила руками шею, стараясь продлить эти мгновения пьянящего безумства.

– Вредина! – оторвавшись от меня, с обожанием выдохнул дивный.

– Заноза! – не осталась в долгу я, подставляя шею для поцелуев.

Нил вжал меня в простыни. И в этот миг я почувствовала, насколько мы не похожи. Я – миниатюрная и мягкая, как расплавленный воск. И он – большой, твердый, с напряженными жгутами мышц и сухожилий.

И мне это нравится. Нравится ощущать его тяжесть, чувствовать его силу и сдерживаемый напор. А еще безумно нравились поцелуи Нила. Грешные, влажные, долгие…

Я застонала от удовольствия, выгнулась навстречу его губам. И Нил словно сoрвался. Нежность, ярость и волшебство. Его пальцы скользили по моему телу. От затылка по спине. Ниже. К бедру, чтобы замереть там на секунду и скользнуть от внешней стороны к внутренней.

Эти прикосновения рождали в моем теле дрожь предвкушения.

Губы дивного клеймили мою шею. Он чуть прикусывал кожу, и в следующий же миг дул на нее, сводя с ума. Наше дыхание становилось все тяжелее, резче.

Истома, желание, что разливается внутри меня… Это сводит с ума. И я вцепляюсь в мужские плечи. Я не могу больше… И нетерпеливо подаюсь бедрами навстречу, торопя. Давай же. Ну!..

Но Нил, словно дразня, приподнимается, целуя грудь, и спускаетcя, прокладывая дорожку поцелуев. Ниже. Еще ниже. Живот вздрагивает, непроизвольно втягиваясь, а дивный продолжает спускаться. Это чистый порок. Сладкий. Сумасшедший. Возбуждающий настолько, что в спальне, залитой утренним светом, я вижу звездное небо.

– Ни-и-ил!