Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Остаток пути проходит сравнительно спокойно. Мы нервничаем больше, чем раньше, больше смотрим по сторонам, но все равно стараемся как-то отвлечься. В какой-то момент заводим разговор о новостях, которые я смотрела утром. Факт, что драка между участниками сезонных Домов была снята на видео, наверное, в принципе не является драмой. Мы живем в XXI веке – практически никто больше не доверяет зернистым, плохо снятым видео. Любой подросток со смартфоном или ноутбуком может редактировать видео. К тому же, по всей видимости, существуют приверженцы теории заговора, которые считают нас инопланетянами, – это наше преимущество. Их теории настолько безумны, что им почти не придают значения. А сравнительно скучная правда уже вообще не принимается во внимание.
Через двадцать минут мы достигаем местечка чуть больше Кьелсоса. Помимо уютных частных домов, вдоль улицы расположены многоквартирные дома и большие офисные здания. Как только мы достигаем центра, появляется еще больше людей и машин, мир снова оживает. Я выпрямляюсь и смотрю в окно. Изучаю фигуры в капюшонах, которые спешат по улицам, чтобы вернуться в тепло. Никто из них, кажется, даже отдаленно не заинтересован в нас, но все равно нервничаю. Здесь, в машине, нет энергии, которую я могла бы использовать. Мне хочется выйти и продолжить путь пешком, чтобы не чувствовать себя такой беззащитной.
Через пятнадцать минут, когда Анатолий сбавляет скорость и останавливается у небольшого парка, я хмуро оглядываюсь. Слева от нас, через улицу, ряд складов и коммерческих зданий, рядом парк размером с футбольное поле. Деревья, стоящие на краю лужайки, давно сбросили свои кроны, и их черные скелеты четко вырисовываются на фоне серого неба. Небольшое озеро в центре парка полностью замерзло, а пустынная игровая площадка поодаль выглядит так, будто ею давно не пользовались. Это такой парк, через который я никогда бы не решилась пойти в одиночку после наступления темноты. Такой, где в кустах обязательно найдутся использованные шприцы и тому подобное.
– Как мило, – комментирую я, отстегивая ремень.
Кево поворачивается ко мне и ухмыляется.
– Здесь почти ничего не происходит, – объясняет он. – Здесь нас не должны беспокоить. Но все равно сначала осмотримся. Подожди здесь, ладно?
Я киваю, и они с Анатолием выходят, чтобы осмотреть окрестности. Кеннет предложил это место встречи, но теперь ловушки чудятся нам на каждом углу. Тем более после недавней погони.
Когда Кево наконец подзывает меня к себе, я тоже вылезаю из машины и, дрожа, оглядываюсь по сторонам.
– Думаю, у людей неверное представление на этот счет. В фильмах люди всегда встречаются в таких вот пустынных местах, чтобы делать запрещенные вещи.
– И что?
– Околачиваясь здесь, мы явно более заметны, согласен? Если бы мы встретились в каком-нибудь кафе, никто бы не обратил на нас внимания.
Ухмыляясь, Кево качает головой, а потом твердо берет меня за руку. Я смотрю на него с удивлением. Я понимаю, что это всего лишь небольшой жест, едва заметный. Тем не менее это много значит.
– Здесь никто не сможет застать нас врасплох, – отвечает он и коротко кивает Анатолию, отмечая, что пора идти. – Территория достаточно велика, чтобы заметить любого, кто будет приближаться к нам.
– Я думала, мы доверяем этому парню, Кеннету.
– Береженого Бог бережет.
И то правда. Пока идем по узкой гравийной дорожке к озеру, все мы: и я, и Кево с Анатолием – постоянно озираемся по сторонам. Но на самом деле здесь нет никого, кроме нас. Детская площадка не производит впечатления, внушающего доверие, а погода не располагает к длительным прогулкам. Даже в моем многослойном образе и толстом шарфе, намотанном на голову, я замерзла уже через несколько минут.
Пару секунд спустя я понимаю, куда направляется Анатолий – к небольшой группе скамеек для пикника, окруженных бесплодными деревьями, которые выглядят скорее мертвыми, чем живыми. Может быть, летом здесь и красиво, но непрекращающаяся зима высасывает из этого места всю жизнь. Наконец Анатолий останавливается и скрещивает на груди руки. Пока Кево прислоняется к одной из скамеек, сужает глаза и начинает оглядывать окрестности, я обхватываю себя руками и топчусь на месте.
Когда Кево замечает, что я дрожу, он протягивает руку и ободряюще улыбается мне. Я нерешительно смотрю на Анатолия, который, однако, не обращает на нас никакого внимания. Не знаю точно, почему такая близость с Кево в присутствии других вызывает у меня дискомфорт. Я никогда не питала склонности к публичным проявлениям привязанности и еще два дня назад ясно давала понять, что Кево мне не нравится. Тем не менее я тянусь за рукой Кево и позволяю ему прижать меня к себе. Он слегка расставляет ноги и располагает меня между ними, а затем обхватывает руками. Я всегда считала объятия более интимными, чем поцелуи. Объятия, и я имею в виду настоящие объятия, означают близость и доверие. Они означают тепло. Я прижимаюсь к Кево, просовываю ладони под его руки и упираюсь лицом в его плечо. Его куртка холодная, но она надежно защищает меня от ледяного ветра.
Сердце слегка замирает в груди, когда Кево прижимает меня к себе чуть крепче и его щека касается моих волос. Я на миг закрываю глаза и просто наслаждаюсь моментом, затем слышу покашливание Анатолия и выпрямляюсь.
Он смотрит на нас, приподняв брови.
– Давно пора, – говорит он и коротко усмехается, а затем кивает в сторону детской площадки: – Кен идет.
Расслабленности как не бывало. Я высвобождаюсь из объятий Кево, но остаюсь рядом с ним, занимая твердую позицию. Под моими ногами снег, трава и земля – идеальное место для получения энергии. Анатолий и другие члены нашей группы, возможно, не видят опасности в этом Кеннете, но я определенно буду сохранять осторожность.
Когда Кеннет подходит к нам, я первым делом замечаю, какой он высокий. По крайней мере, такой же высокий, как Кево, хотя и не такой мускулистый. Но что меня впечатляет гораздо больше, так это его волосы. На первый взгляд они каштановые, как я помню по Гетеборгу. Но при ближайшем рассмотрении я обнаруживаю седые корни, как будто он обычно красит волосы и какое-то время просто не имел возможности сделать это. Я в ступоре. Получается, Кеннет тоже прямой потомок семьи Роша.