будто убаюкивала его Елена.

— Что теперь со всеми нами будет? — Другой раскачивался на краю.

— Дай-ка сюда, — тихо сказал ему Билан.

Другой безвольно выпустил ружье из рук. Все выдохнули.

Алина вздохнула и, глядя Билану в глаза, тихо сказала:

— Вот и все?

— Да, — Билан наставил на нее ружье и выстрелил.

15 лет до

Ребенок в желтой шапке с помпоном стоит на горке. Смотрит за дракой внимательно, не мигая.

— Кататься будешь? — спрашивает мальчик за ним.

Представьте себе, представьте себе,

Никак не ожидал он…

Ребенок в шапке отходит в сторону. Когда мальчик уже собирается съехать, ребенок толкает его в спину так, что мальчик летит с горки в сугроб.

Снизу раздается крик:

— Чей это ребенок?!

Представьте себе, представьте себе,

Такого вот конца…

— Куда смотрят родители?

Женщина наконец отвлекается от драки и подбегает к горке.

— Сеня! Сеня, куда ты полез без разрешения? А ну, спускайся немедленно!

— Явилась наконец!

— Это не ребенок, а садист какой-то!

— Уголовник! И мать безголовая! Где вас таких берут?

— Поучите меня еще детей воспитывать!

— А вот и поучу, имею право!

Сеня перелезает через поручень горки и прыгает в сугроб.

Другой попытался выхватить ружье обратно — прозвучал еще один выстрел.

12 лет до

– Кутью передайте, пожалуйста, – надоедливая тетя Надя уже тянется за тарелкой, задевая Сеню локтем. — Так, а ты чего так плохо кушаешь? Опять привередничаешь?

Сеня не отвечает, продолжая ковыряться в кутье. По одной вытягивает из риса рыжие капельки изюма.

— Помянем? – раскрасневшийся сосед поднимает очередную рюмку. Гости примеряют маску скорби на положенное мгновение, но, выпивая, снова расслабляются – кто-то уже посмеивается шутке соседа, кто-то собирает пирожки в припасенный заранее пакетик, кто-то обсуждает грядущий отпуск.

На подоконнике перед фотографией стоит стакан, накрытый черным хлебом. На фото – полноватый блондин лет тридцати-тридцати пяти.

— А Славка-то тут как тут, — бормочет приехавшая из Королёва тетка, отцова сестра, которая всегда будто нарочно целует Сеню так, чтобы измазать ярко-розовой помадой.

— Ну а как она сама бы справилась? Как ей поднимать-то двоих теперь?

— Ей пособие положено, так-то…

— Как будто с него прокормишься…

Мальчик ныряет под стол, вылезает из-под него с другой стороны и пробирается в гостиную к телевизору. Сдергивает с экрана цветастую простыню и включает: вот-вот начнется новый мультфильм, который давно рекламировали.

Как-то кролик Крош захотел сделать что-нибудь полезное для своего домика. Он решил смастерить скамейку, чтобы сидеть на ней с друзьями по вечерам… [5]

— Сеня, ты чего? Нельзя! Сорок дней нельзя! – тетя Надя отбирает пульт с шиканьем.

— Почему нельзя?

— Потому что папа здесь. Он за вами присматривает. За тем, как ты себя ведешь. Твой папа тоже Сеня. Знаешь, что это значит? Его Боженька слушает.

— А мультик-то почему нельзя?

— Потому что нельзя экраны и зеркала мертвому показывать. Иначе душа его попадет не на небо к боженьке, а застрянет здесь, в зеркале потеряется. Папа не сможет уйти.

— А что в этом плохого?

— Сеня, иди покушай, — опухшая мама появляется из спальни, поглаживая раздувшийся живот. Сеня пытается прижаться к маме, но живот не пускает его, а Сеня продолжает давить.

— Ай, ты что делаешь? Тут малыш! – мама отпихивает его от себя. – Иди к гостям.

Сеню так и тянет подойти как-нибудь и проткнуть этот живот, как протыкают волдырь, чтобы достать оттуда старую маму, ту, которая может его обнять собой, а не этим гадким животом.

Постепенно гости расходятся, задерживается только дядя Слава, старый папин друг, как часто говорят, хотя Слава вовсе не старый. Он помогает убрать со стола, моет посуду.

— Дядя Слава у нас сегодня заночует, — мама как будто спрашивает, хотя не спрашивает.

— Зачем?

— Затем. Поздно уже домой ехать. А ты к себе иди.

Когда ночью Сеня выйдет из спальни в гостиную, то увидит, что диван, на котором мама постелила дяде Славе, пуст. Сеня приоткроет двери маминой и больше не папиной комнаты, как делал это раньше, подглядывая за тем, что они делают ночами, в зеркальную створку шкафа-купе в углу.

Сеня увидит, что створка тоже занавешена, просунется глубже в комнату и замрет:

дядя Слава спит на месте папы

его рука лежит на мамином животе

Сеня сдернет покрывало с зеркала и убежит.

— Марк, это салют? — Соня вцепилась ему в руку так, что ногти врезались в кожу.

Он оглядел кухню и покачал головой:

— Нет. Пойдем.

— Я боюсь.

— Нам нужно укрытие, Соня!

— Я не пойду, я боюсь, боюсь, боюсь!

Он потянул ее к выходу.

Совсем рядом раздались шаги и свист.

Лена задвинула защелку в прачечной и зажала рот рыдающей Славе:

— Да заткнись ты!

Слава отпихнула ее от себя и почти проверещала:

— Сделайте же что-нибудь! Идите поговорите с ним. Вы же психолог!

Лена вдруг засмеялась:

— Никакой я не психолог, Слава. Спрячься лучше — вон за стиралку.

— Что значит «не психолог»?

— Я учитель начальных классов по образованию. По психологии просто курсы. Я понятия не имею, что с вами всеми делать. Ясно?

Слава почти выкрикнула:

— Да плевать мне на ваши корочки! Вы же взрослая. Вы здесь единственная взрослая!

— Взрослая… — Лена ощупала платье, тщетно надеясь отыскать телефон. — У тебя есть?

Слава покачала головой. Елена оглядела прачечную и уставилась в потолок с мигающей лампой. Из-за такой она и не могла спать в этой дурацкой съемной квартире.

Она принялась рыться по ящикам и наконец в горе хозтоваров отыскала спички.

— Давай сюда туалетку.

— Вы что, нас спалить хотите?

— Только поднять шум. Помогай.

—Эй, куда же вы все подевались? Мы же для этого и собрались, — он спрашивал отчего-то шепотом, будто играл в прятки не с другими, а с собой.

Эффекта неожиданности не получилось. Антон вынырнул из-за шкафа и пырнул его ножом не глядя, так что рукоятка засела в тучном теле. Билан оттолкнул с силой и выбежал из комнаты — дверь захлопнулась, к ней привалилось что-то тяжелое.

Он не выстрелил. Почему он не выстрелил? Может, патроны закончились? Может, Другой поставил