Дарья повернулась и, стараясь ступать как можно более бесшумно, пошла по коридору. То, чего она всей душой надеялась избежать, все-таки случилось, вернее, еще только должно было произойти, но являлось непреложным. Сомнений либо же угрызений совести она не испытывала, лишь некоторое раздражение и то по поводу собственной слабости, которая могла помешать осуществлению плана.

Утром, в очередной раз проанализировав ситуацию, Дарья убедилась в правильности принятого решения и поставила себе срок в две недели.

У нее почти получилось. Помешала простуда, вначале незамеченная, но после переросшая в пневмонию с высокой температурой, опасностью сердечного приступа или инсульта, вызванным консилиумом из трех врачей, которые в один голос настаивали на срочной госпитализации.

Дарья была против, но кто ее слушал?

* * *

Из больницы она вернулась лишь через три месяца, произошедшие за это время перемены были закономерны и ожидаемы: исчезла Леночка, баба Клава и сапфировая брошь из шкатулки с драгоценностями.

В тот же день состоялся разговор с Сержем, неприятный и бесполезный.

– Да, я все понимаю, но и ты меня пойми, Елизавета не справлялась с ребенком! Баба Клава уже не в том возрасте, чтобы в няньках быть, ну и вообще у Софьи Леночке будет лучше.

– Неужели?

– Конечно, – без особой уверенности заявил Серж. – Мы обо всем договорились. И документы, Дарья! Документы уже оформлены, назад дороги нет!

Ей и не нужна дорога назад, она никогда не любила оглядываться в прошлое, а дорога вперед была предопределена уже давно, и Дарья не собиралась менять решения, более того, она собиралась поторопиться.

– Мне искренне жаль, что так получилось, но сам я заниматься ребенком не могу, сейчас время такое...

– Какое?

– Ну перемены грядут! Большие перемены, которые многих подымут на вершины, многих утопят. Я не хочу, чтобы меня утопили, я не...

– Ты не желаешь связываться с ненужными людьми, – Дарья закашлялась, с неудовольствием отметив, что уже устала. Она все еще слишком слаба. Беспомощна. Зависима.

– Дарья, ты, конечно, моя сестра и я тебя люблю, и благодарен за многое, но... но я не позволю тебе вмешиваться в мои дела. Я готов о тебе заботиться. Пока готов. Есть очень хороший санаторий для пожилых людей, где...

– Иди к черту.

– Подумай, Дарья! У тебя другого выхода нет!

Вот тут он ошибался. На сей раз подготовка заняла куда больше времени, и частью проходила в санатории, и вправду неплохом. За год Дарья поправила здоровье, оживила кое-какие прошлые знакомства и завязала новые, к каковым сама же относилась с брезгливостью и отвращением. Серж был прав: времена изменились.

Еще два года ушло на то, чтобы связи упрочить и расширить. Сама собой создалась невидимая сеть из долгов, должников и обязательств, но должна была не Дарья, должны были ей. Она не требовала возврата, она ждала...

Она работала. И делая то, что умела лучше всего, была почти счастлива.

Сергей Вацлавич Скужацкий скоропостижно скончался в тысяче девятьсот девяносто третьем году. Номинально смерть наступила в результате острой сердечной недостаточности. Его вдова спустя неделю переехала в прежнюю свою квартиру, уступив мужнину вместе со всем имуществом родной сестре покойного. Вероятно поступок этот был следствием состоявшегося сразу после похорон разговора, в котором принимали участие несколько молодых людей специфического внешнего вида и один старик, похожий не то на завхоза, не то на бухгалтера-пенсионера. Содержание разговора осталось тайной, но скорость, с которой вдова, отличавшаяся склочным нравом, перебралась в свои апартаменты, а также отсутствие попыток обратиться в суд, навевали на определенные мысли.

Пожалуй, на этом завершился очередной виток истории.

Дом по-прежнему не любил детей, зато теперь в нем обитала Императрица.

Ох, кажется, она окончательно во всем запуталась. Ей в жизни не разобраться в хитросплетениях этих отношений. Да ладно бы только отношения, но ведь она и в себе запуталась: к примеру вот не может она понять, нравится ей Герман или нет? Конечно, нравится, но... мама его вряд ли одобрит. И нужно ли слушать маму, если она все-таки не мама? Или все же мама? А та, другая, которая родила и которой Леночка не помнит, кто тогда? И Дарья Вацлавовна? И Милослав? Они же все здесь родственники!

Ну не все, Вельский и Шурочка точно чужие... кажется.

– Переезд произошел потому, что Дарье Вацлавовне вздумалось посмотреть на внучатую племянницу.

– И сделать ее наследницей, кинув и меня, и тебя, – влез Милослав.

Все-таки он Леночке не нравится, и дело не в том, что Милослав сидел за убийство и потом кого-то там обманул, дело во внешности, в облике, в ауре, от него исходящей. Тухловатая она.

– Возможно. Мы говорим о фактах, – жестко отрезал Герман. Не смотрит на нее? Почему? Что не так? Ну да, он думает, что Императрица теперь оставит состояние Леночке... а Леночке не надо чужого!

– Второй пункт, тот самый, который внес сумятицу и многое запутал, ибо к последующим событиям имел весьма и весьма отдаленное отношение. Смерть Лели. Если отбросить все, что случилось после, останется следующее: званый ужин, за которым присутствовали все жильцы, лекарство, таинственным образом исчезнувшее из квартиры, и собственно отравление, как процесс. Идея ужина принадлежала Александру, порошок в тарелку проще всего было высыпать именно ему, повару, ну и максимальную выгоду данная смерть принесла опять же ему. Александр получил квартиру, фирму, некоторую сумму в банке и долгожданную свободу.

– Вы... Вы... Вы не смеете! – взвизгнул Шурочка. – Это оскорбительно! Это...

– Это правда. Лекарство скорее всего вынесла именно Леля в последнюю нашу встречу, когда я сказал о том, что встреча последняя. Злость, обида и желание отомстить.

– Идиот, – прокомментировала Дарья Вацлавовна.

– Каюсь.

– Он спал с Лелей! – не успокаивался Шурочка. – Да, он с ней спал, а значит, он ее и убил! Он и никто другой, я лишь... я...

Он вдруг съежился, ставши и вовсе похожим на грязного, опустившегося гнома.

– Я боялся, что она уйдет. Я боялся, что она бросит меня, выгонит. И что тогда? Я любил Лелю и...

– И ненавидел, – закончила Дарья Вацлавовна. – Гремучая смесь и ненависть в конечном итоге победила. А флакон с лекарствами забрала Евгения, верно?

– Да... она... она случайно увидела. Сказала, что это очень опасное лекарство и... и нужно вернуть. Я отдал. Я боялся, что она расскажет, но нет, молчала. Я ждал, она молчала... улыбалась при встрече. И только с квартирой... потребовала.