армий. В начале осени 1941 некоторые западные военные эксперты прогнозировали коллапс сопротивления Красной Армии через несколько недель.

И снова японские лидеры были вынуждены выбирать между экспансией на юг и экспансией на север, между войной с СССР и войной с США. Какой выбор обещал большую выгоду и меньший риск? Берлин побуждал Токио атаковать и захватить советский Дальний Восток - и сделать это быстро, пока Германия еще нуждалась в помощи Японии. Японским лидерам давали понять, что Японии достанется куда меньшая добыча, если СССР потерпит поражение без участия Японии. Тройственный Пакт не обязывал Японию вступать в войну против СССР. Советско-японский договор о нейтралитете от апреля 1941, конечно, прямо исключал такую возможность. Но германские уговоры и германские победы были большим соблазном для японских лидеров. 1 июля 1941 Риббентроп сообщил японскому министру иностранных дел Мацуоке в телеграмме, что "неизбежный коллапс главных сил Красной Армии и, следовательно, всего большевистского режима предоставляет Японии уникальную возможность" захватить советский Дальний Восток и продолжить экспансию на север. "Целью этих операций", по словам Риббентропа, "должно стать соединение японской армии с германскими войсками, наступающими с запада, еще до начала зимних холодов".

Мацуока, который фактически был создателем советско-японского договора о нейтралитете, предложил немедленно разорвать этот договор и присоединиться к Германии в войне против СССР. Меньшинство в японском Генштабе согласилось, но большая часть японских военных лидеров отвергла эту идею. Японская военная разведка сообщала, что Красная Армия продолжает оказывать упорное сопротивление, несмотря на огромные потери, что германское наступление отстает от графика, и что оборона советского центрального фронта поручена Георгию Жукову, командиру, которого японцы научились уважать. Генерал Тодзио Хидэки, могущественный военный министр и будущий премьер, который командовал Квантунской Армией во время инцидента на Амуре в 1937, на этот раз был против войны с СССР. Между июлем и сентябрем 1941, после внутренней борьбы, в ходе которой министр иностранных дел Мацуока был вынужден уйти в отставку, власти в Токио подтвердили свое решение вести экспансию на юг, даже если это означало войну с США.

Генерал Ойген Отт, германский посол в Токио, постоянно приводил доводы своего правительства, что более всего в интересах Японии сейчас будет нападение на советский Дальний Восток. Его оптимизм относительно участия Японии в войне против СССР сильно убавился после отставки Мацуоки. 4 сентября 1941 Отт послал Риббентропу длинную телеграмму, описывавшую ситуацию в Токио. Отт объяснил, что японский Генштаб сомневается в возможности достигнуть решительных результатов в войне с СССР до наступления зимы, и что эти сомнения вызваны "воспоминаниями о Номонхане, о котором особенно хорошо помнят в Квантунской Армии". К ноябрю решение японского правительства наступать на юг уже не подлежало отмене. Отт следующим образом охарактеризовал японское решение в телеграмме Риббентропу: "в своих докладах я постоянно указывал, что после опыта Номонхана и в виду упорного сопротивления советских войск перед такой сильной армией как германская, активисты [в японской армии] считают участие в войне против СССР слишком рискованным и невыгодным".

Генерал Отт, поддерживавший контакты с высокопоставленными японскими военными, которые к тому времени были настоящими правителями Японии, явно считал, что Номонханский инцидент в значительной степени повлиял на японское решение в 1941 начать экспансию на юг, а не на север. Лишь немногие западные ученые признают этот фактор, хотя советские и российские историки его не игнорируют.

С японской точки зрения связь между Номонханским инцидентом и решением начать экспансию на юг очевидна. Полковник Инада Масацуми, ранее служивший в оперативном управлении Генштаба (и уволенный после Номонхана), через 10 лет после окончания войны в статье для журнала сообщил следующее о Номонхане:

"Хотя очень тяжелые потери и позор поражения были той ценой, которую нам пришлось заплатить, для меня еще труднее было принять то, что Номонханский инцидент фактически покончил с нашим основным принципом подготовки к мировой войне - консолидации сил на севере, что могло быть достигнуто путем победы в Китае и переброски войск на север, против Советского Союза. Вместо этого после Номонхана Япония внезапно приняла решение начать экспансию на юг, оккупировать французский Индокитай, и наконец начать войну на Тихом Океане. Об этой перемене политики я особенно сожалел после того, как был изгнан из Генштаба. Номонханский инцидент стал поворотной точкой, оказавшей огромное влияние на историю Японии. Даже сейчас, вспоминая об этом, я думаю именно так".

Есть еще один аспект связи между Номонханским инцидентом и решением Японии наступать на юг: смена кадров в Генеральном Штабе японской армии. На это намекал Инада, когда говорил о прискорбной смене политики после его "изгнания" из Генштаба. Полковник Хаяси Сабуро, еще один бывший офицер Генштаба, в своей исторической работе о японской армии в войне на Тихом Океане пишет:

"Те, кто в то время занимал посты в верховном командовании, признавали, что офицеры, ответственные за катастрофу у Номонхана, стали главными сторонниками войны с США".

Эти офицеры - Хаттори Такусиро и Цудзи Масанобу. Менее чем через год после Номонхана, "изгнание" полковника Хаттори, служившего инструктором в пехотном училище, закончилось, и в октябре 1940 он был назначен в оперативное управление Генштаба. К июлю 1941 Хаттори поднялся до должности начальника оперативного управления - важный пост, который ранее занимал полковник Инада. И одним из первых действий Хаттори на этом посту было запросить перевод в Генштаб его друга и коллеги Цудзи, который в это время служил в исследовательском центре армии на Формозе. Цудзи, к тому времени уже подполковник, присоединился к Хаттори в должности начальника отдела тылового обеспечения.

На своих важных постах в Генштабе, используя те рычаги, которые позволяло гекокудзё, Цудзи и Хаттори энергично начали продвигать идею экспансии на юг и войны. В важной работе по переоценке японского пути к войне (From Marco Polo Bridge to Pearl Harbor: Who was responsible?), опубликованной в 2006, группа японских историков делает вывод: Цудзи и Хаттори "несли ответственность за планируемые операции и были сторонниками войны с США". Цудзи, редко действовавший по правилам, зашел настолько далеко, что организовал заговор вместе с лидером ультранационалистического движения Кодамой Йосио с целью убить премьера принца Коноэ, если последний преуспеет в попытке организовать личную встречу с президентом Рузвельтом, чтобы избежать войны. Генерал Танака Рюкити, который в 1941 был начальником бюро военной разведки в военном министерстве, после войны писал: "самым решительным сторонником войны с США был Цудзи Масанобу".

Было бы огромным преувеличением утверждать, что Цудзи и Номонханский инцидент являлись основными факторами, приведшими к войне между Японией и США. Однако можно с уверенностью сказать, что они