И зевать… впечатлительный ты наш.

«Кашка» и «эшка» – это от первых букв наименований групп корпусников и электриков.

– Дебилы! – в сердцах выругался я. – Всего два месяца до сессии. А там сразу же и диплом, выпуск не за горами! Надо же быть такими полудурками!

– Не то слово, – равнодушно заявил Сашка, растирая слипающиеся глаза. – Пьянство – это зло!

Я чуть не поперхнулся.

– Зло? А ну вену покажи, добряк!

– Отвянь…

– А чего это мы такие на расслабоне все? Еле языком шевелим… Долбился вчера?

– Отвянь, говорю.

– Ты становишься настоящим наркошей, План. Мечты сбываются!

– Я не выспался…

– Ты плохо кончишь, юноша. Знаешь как? Сделают из тебя «прокормыша» и будут на твоей шкурке проверять новое варево. Если не загнулся – можно всем колоть.

– У нас продукт натуральный…

– У «вас»? Ты уже, на хрен, окончательно у «них»?

Мне до зуда в ладонях захотелось отпустить леща этому горе-разведчику.

– Да на, на! Посмотри! – Сашка задрал рукав и продемонстрировал мне свои прежние две дырки от уколов. – Нет новых. Видишь?

– Тише, тише. Мы не одни тут. Хотя… а ну вторую покажи, только не выпячивай так демонстративно.

– Да пожалуйста!

Сашка сделал вид, что просто закатывает рукава на свитере.

Чисто.

– Надеюсь, под колено еще не колешь?

– Дурак, что ли? Ты уж меня вообще за конченого не держи. Я ведь плотно не садился. Федор, который в «семье», он вообще поощряет растягивание дозняка. Оно и для здоровья хорошо, и для экономии полезно.

– Для экономии? У них что, проблемы с запасами?

– Да я и не понял толком. Напрямую никто ничего не говорит, но намеками…

– Ну, ну… Не тяни резину, сейчас уже курултай начнется!

– Говорят, что вроде бы Пистолет «шляпу» таскал из запасов, до того как помер. Он же начинающий был, на подсосе, как и я. Ну… это значит, что Федор очень маленькую дозу нам обоим начислял. Чтоб не подсели. Я так не жалуюсь, а Толик прямо на дерьмо весь исходил, дозняк хотел как можно больше расфуфлить.

– Не выражайся тут… в актовом зале.

Я задумался.

И умер Пистолет от передоза. «Перерасфуфлил»? Спер соломку и закинулся чрезмерно? Или переволновался после беседы со мной? Решил нервишки поправить?

Как-то это все слишком просто.

– Послушай. А у вас не судачили, как конкретно Пистолет воровал вашу дурь? У кого именно? Ты же говорил, что на блатхате ее не держат.

– Я думаю, у Салмана пер.

– С чего ты взял?

– Удобно. В одном доме же. И Салман не всегда дверь запирает, ты ведь помнишь?

– Помню. Ну и что? Как-то я не увидел там у него в квартире стеллажей для наркотиков. И указателей не заметил. У Салмана наверняка тайник есть!

– Тут такое дело. – Сашка беспокойно заерзал в деревянном кресле. – В «семье» прямо об этом не говорят, но… похоже, Сова, ну, подруга Пистолета, она, кажется, еще и Салмана… того… подруга. Даже… как сказать-то?

– Трахает, что ли, деда?

– Ага! Прикинь?

– В принципе… сорок пять мужику. Хоть и выглядит пеньком древним. Любви все возрасты покорны. Почему бы и нет?

– Она уж точно знает, где тайник!

– Да понял я, понял.

Я рассеянно наблюдал, как в зале появился директор техникума и народ нехотя стал отрывать свои задницы от сидений. Встали и мы с Сашкой. Кефир демократичненько на ходу махнул рукой, садитесь, мол, что за церемонии, и сразу направился к трибуне.

– Здравствуйте, товарищи.

Нестройный ропот со стороны студенческой массы можно было принять за ответное приветствие.

– У нас чрезвычайное происшествие. Недопустимое в системе советского профессионально-технического образования…

Началось.

«Император всея мазуты» поговорить любит. Тем самым он как бы демонстрирует всему миру, что и простые работяги не лыком шиты – пахал просто в юности на Севморзаводе обыкновенным слесарюгой: красивое начало большой карьеры. Зато теперь – большая говорящая шишка!

Половина первой пары считай сорвана.

Брошена, так сказать, на алтарь священного воспитательного процесса.

– …останется позорным пятном на репутации нашего учебного заведения. И это я еще не говорю об их родителях!..

Говори-говори. Ни в чем себя не ограничивай.

– Сашка, – шепнул я, – у меня вообще-то к тебе дело серьезное есть. И опасное… как ты любишь.

– Насколько опасное?

– До легких телесных. А может, даже – средней степени тяжести.

– Ну что ж… каждый сам для себя прикольный дьявол!

Я замолчал на полуслове.

«Каждый сам для себя прикольный дьявол».

Знакомая присказка. Разница лишь в интерпретации «замечательности»: прекрасный, отличный, прикольный…

В любом случае – дьявол!

Последний раз я эту банальщину слышал от… Вовки Микояна. Эдакая претензия на многомудрую философию. На поэтическую сентенцию к теме психологического обоснования несовершенства человеческой натуры. А на самом деле – тупой статус для хреновых соцсетей. Довольно-таки дурацкое выражение. Причем из таких, что сам нарочно не придумаешь.

По крайней мере, не в групповом исполнении.

А у нас… как попки, один за другим: «Каждый сам для себя… дьявол»…

Оба-на!

– А ты где слышал это выражение, Шурик? – спросил я тихо, со значением растягивая слова. – Только не торопись с ответом. Вспомни хорошенько!

– А чего тут вспоминать. Так Федор всегда говорит. В «семье»…

Я надолго замолчал.

Федор. В «семье».

И… Вовка Микоян.

Когда наш басист ляпнул ту фразу, у меня мелькнуло в голове равнодушное: у подружки слизал, плагиатор несчастный, у Сонечки. Она тоже что-то похожее буровила про «прекрасного дьявола».

А что, если…

Я почувствовал, как оторопь пробежала по всему телу. А волосы на голове даже шевельнулись пару раз. Интересно, как это со стороны выглядело?

– Послушай, Сашка!

– Чего?

– А ты подружку Вовки Микояна видел хоть раз?

– А у него что, подружка есть?

– Не смешно. Есть, конечно. Так видел или нет?

– Нет.

– А эту вашу Сову, часом, не Соней зовут?