Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проверяю в шкафу детскую одежду. Две дюжины пеленок, три кремовые распашонки, мягкие и крошечные. Трусь о них щекой и вдыхаю их детский запах. У меня есть детская присыпка, крем от опрелостей, приспособление для стерилизации, бутылочки, одеяльца, ползунки пастельно-голубого цвета с вышитыми на них плюшевыми медвежатами, крошечные, похожие на овечек, голубые носочки, они не налезут мне даже на один палец. Мне становится плохо, оттого что они такие маленькие. Стою и дотрагиваюсь до каждой вещички, ощупываю ее фактуру. Почти все. Теперь осталась только коляска и кроватка. Большие предметы лучше покупать в последнюю очередь, на тот случай, если…
Задерживаюсь перед входной дверью и вижу груду нераспечатанной корреспонденции на столике в холле. Здесь, должно быть, и те книги, из-за которых мне оставили такие взволнованные сообщения на автоответчике. Удивляюсь, отчего это их так много. Не могу понять, почему же я раньше их не видела. Не Джеймс ли выложил их на стол? Нет, должно быть, я сделала это сама, так как Джеймс без приглашения не заходит. И не могу припомнить, чтобы я это делала. Собираю их все и несу обратно в гостиную.
Сажусь с ручкой и перечеркиваю все адреса. Внизу вывожу с росчерком: «По этому адресу не проживает». Останавливаюсь на пару секунд, восхищаясь собственной изобретательностью. Затем нахожу несколько дорожных сумок и беру их все с собой. Они очень тяжелые. Решаю не закрывать входную дверь, потому что, оставляя свою теплую и знакомую до мелочей квартиру, внезапно чувствую себя очень одинокой. Не хочу захлопывать дверь насовсем. Хочу, чтобы какая-то частичка моего дома ушла вместе со мной.
У первого же почтового ящика я останавливаюсь и опускаю почту. Сделать это не так-то просто, потому что конверты очень большие, но я обнаруживаю, что если сгибать каждый из них в определенной момент, то он все же пролезает в отверстие и падает внутрь.
— Ну вот, — говорю я с некоторым удовлетворением. — Почтальонам теперь будет что делать.
Вздрагиваю из-за промчавшейся на роликах девочки. Она бросает на меня через плечо мимолетный взгляд и быстро переводит его на дорогу, по которой едет. У нее на плече оранжевая сумка, полная газет. Слишком рано ей разъезжать по улицам, думаю я. Своему ребенку я бы не разрешила разносить газеты.
Удаляясь от почтового ящика, чувствую себя удивительно легко, стало свободнее дышать оттого, что избавилась от тяготивших меня обязанностей.
Я бегу, наблюдая за собственными ногами, стучащими по тротуару, получая удовольствие от внезапного выброса энергии. Через какое-то время замедляю бег, понимая, что для того места, куда я хочу попасть, еще слишком рано, и подхожу к автобусной остановке маршрута номер 11. Мои обычные два круга как раз и займут пару часов. Шофер узнает меня.
— Еще один веселенький денек? — говорит он.
Притворяюсь, что улыбаюсь, стараясь не смотреть на него прямо. Что-то такое есть в этих абсолютно случайных знакомствах, что мне определенно нравится. Сама мысль, что ты знаешь человека, когда на самом деле его совсем не знаешь. Это ощущение, что ты можешь доверять кому-то просто потому, что он тебе улыбается. Он может оказаться злодеем-убийцей. Так же, как и ты. В один прекрасный день он увидит в газете мою фотографию, узнает меня и покажет на нее своей жене. «Я ее знаю, — скажет он. — Она раньше частенько проезжала кружочек-другой на моем автобусе. А такая приятная была. Много не разговаривала». «Ну кто бы мог подумать!» — ответит его жена.
Харборн, Селли, Оук, Боунвиль, Кингз-Нортон, Кингз-Хит, Холл-Грин, Ярдли, Эрдингтон, Астон, Пери-Бар, Хэндзворт, Уинстон-Грин, Бэарвуд, Харборн, Селли, Оук… Пока мы едем, я произношу названия про себя, как детский стишок, старый и любимый. Слова, не имеющие значения и при этом такие знакомые, что придают уверенности. Уже во второй раз мы проезжаем дорогу, ведущую в родильный дом, — между Харборном и Сели-Оук, — но я не выхожу. Жду часа, когда пускают посетителей. Не раньше восьми. Когда я там была, они оставляли матерей умерших детей на том же этаже, что и всех. Как можно было так поступать?
Пересаживаюсь на другой автобус и еду в центр города перекусить в ресторанчике на верхнем этаже «Рэкхэма». Выбираю салат с лососем и чашку чая с кусочком пирога с лимонной начинкой. Я сижу долго, ем медленно, разглядывая каждого по очереди. Большинство людей заходят парами, в основном это женщины и пожилые люди. Респектабельная публика, у всех укладка, помада, маленькие сумочки. Создается впечатление, что у них так много всего накопилось, что просто необходимо друг с другом поделиться.
Смотрю на свои часы. Как медленно движется минутная стрелка… Все, что бы я ни делала, растягиваясь, замедляет свой ход. Я беру вилку, снова кладу ее, поднимаю опять, подношу ко рту и ем. Желудок внутри превратился в разъяренную стиральную машину, вращающуюся и подпрыгивающую, раскачивающуюся и все перемешивающую. Я еще больше замедляю движения.
Я поставила себе целью уйти в 12.50. Никак не позже. Тогда я смогу проскользнуть вместе со всеми.
Минутная стрелка подходит к цифре десять. Я доедаю последний кусочек лимонного пирога, проглатываю последний глоток чая и встаю, отталкивая стул.
Пора идти. Теперь я не могу ждать. Проходя мимо столиков, натягиваю свою хлопчатобумажную куртку и подхватываю на плечо сумку.
— Извините.
Я слышу голос за спиной и едва не пускаюсь бегом. Они знают, думаю я, они все знают. Иду не торопясь, тщательнейшим образом следя за движением каждого мускула, приказывая себе казаться нормальной…
Кто-то впереди протягивает руку, пытаясь остановить меня, я стараюсь пройти мимо.
— Я опаздываю, — говорю я. — Не могу задерживаться.
Но он крепко держит меня за руку. Большой, полный мужчина с красным лицом и темными волосами, которые излишне пышны и черны для его возраста.
— Извините, — говорит он. — Я думал, может быть…
Меня догоняет шедшая за мной женщина. Мне не хочется оборачиваться и смотреть на нее.
— Извините, — говорит она.
Я все-таки оборачиваюсь. Это официантка. Она протягивает руку с кошельком, очень похожим на мой.
— Вы забыли вот это, — говорит она.
Смотрю на нее с изумлением.
— Да нет же, — говорю я. — Мой кошелек у меня в сумке.
Мужчина отпускает мою руку. Теперь я могу просто убежать.
— Скорее всего, это ваш кошелек, — говорит официантка. — Вы оставили его на столе.
— Нет, — говорю я, качая головой. — Посмотрите. Мой здесь. В моей сумке.
Но его там нет. В сумке кошелька нет.
— Извините, — говорю я. — Вы правы.
Официантка улыбается и опускает его мне в сумку. Мужчина возвращается к своему подносу с едой.
Я поворачиваюсь и быстро бегу к эскалатору. Я упустила такое ценное время. Уже почти час, а я еще даже не на автобусной остановке.
Быстрее, думаю я, быстрее.