Кутюрье протянул гостю руку, слегка изогнув запястье.

— Да, вижу сходство с Джонни, — сказал он, вглядываясь в лицо Страйка. В его манерной речи звучал легкий акцент кокни. — Но ты, конечно, буч.

Страйк пожал протянутую ему руку. У кутюрье оказались на удивление сильные пальцы. Тут, звеня побрякушками, вернулась красно-рыжая девушка.

— В ближайший час я буду занят, Труди. Меня ни для кого нет, — сказал ей Сомэ. — Сообрази нам чайку с печеньем, лапушка.

Он сделал балетный разворот и жестом позвал Страйка следовать за ним. В побеленный коридор выходила распахнутая дверь: сквозь наброшенное на манекен воздушное золотистое полотнище на Страйка смотрела немолодая плосколицая азиатка; яркостью освещения зал напоминал операционную, но все рабочие столы были завалены рулонами ткани, а на стенах висели фотографии, эскизы и записки. Из другой двери, дальше по коридору, появилась миниатюрная блондинка, одетая в подобие черного трубчатого бинта; она бросила на Страйка в точности такой же взгляд, как и огнегривая Труди. Страйк остро ощущал свою грузность и волосатость — ни дать ни взять лохматый мамонт среди мартышек.

Следуя за пританцовывающим кутюрье, он поднялся по каучуково-стальной винтовой лестнице в конце коридора и оказался в просторном прямоугольном кабинете. Из больших, от пола до потолка, окон по правую руку от двери открывался потрясающий вид на южный берег Темзы. Побеленные стены были сплошь увешаны фотографиями. Страйку бросилось в глаза огромное, чуть ли не трехметровое, изображение пресловутых «Падших ангелов», красовавшееся напротив письменного стола. Впрочем, приглядевшись внимательнее, Страйк заметил, что это не тот снимок, который в свое время прогремел на весь мир. На этой фотографии Лула смеялась, запрокинув голову: точеная шея поднималась вертикально вверх на фоне длинных, небрежно спутанных волос; один сосок был открыт. Сиара Портер смотрела на Лулу снизу вверх и тоже начинала улыбаться, как будто до нее не сразу дошла шутка; так или иначе, все внимание, как и в случае с той, знаменитой фотографией, приковывала к себе Лула.

В этом кабинете она была везде и всюду. Слева — среди манекенщиц в воздушных пеньюарах цветов радуги; дальше — в профиль, с золотыми губами и веками. Откуда у нее взялось это умение принимать самые выигрышные позы, так тонко изображать эмоции? Или она была всего лишь прозрачной поверхностью, сквозь которую виднелись природные чувства?

— Опускай задницу куда хочешь, — сказал Сомэ, плюхаясь в кресло за письменным столом из темного дерева и стали.

Страйк подвинул для себя гнутый плексигласовый стул. На письменном столе среди вороха эскизов лежала футболка с аляповатым, в стеклышках и бусинах, изображением мексиканской Мадонны с лицом принцессы Дианы. Образ довершало алое сердце из блестящего атласа, увенчанное вышитой золотом, скособоченной и перевернутой короной.

— Нравится? — спросил Сомэ, проследив за его взглядом.

— Очень, — соврал Страйк.

— Партия распродана практически полностью; католики шлют злые письма. В такой был Джо Манкура у Джулса Холланда[21]в программе. Сейчас для зимнего варианта, с длинными рукавами, обдумываю портрет принца Уильяма в образе Христа. Или лучше Гарри выбрать, как по-твоему? А погремуху ему прикрыть калашниковым.

Страйк неопределенно улыбнулся. Сомэ картинно закинул ногу на ногу и сказал с неожиданной резкостью:

— Значит, Счетоводу втемяшилось, что Кукушку могли убить? Я звал Лулу Кукушкой, — без необходимости добавил он.

— Угу. Только Джон Бристоу — адвокат.

— Знаю, но мы с Кукушкой прозвали его Счетоводом. Начал я, а она за мной повторяла, когда он ее особенно донимал. Вечно совал свой нос в ее проценты, заставлял из каждого контракта выжимать дополнительные барыши. Думаю, он тебе платит самый минимум, угадал?

— Вообще говоря, он мне платит двойную ставку.

— Надо же, как раздобрился, прибрав к рукам Кукушкины денежки.

Сомэ принялся грызть ноготь, чем сразу напомнил Страйку Кирана Коловас-Джонса. Кстати, шофер и кутюрье были похожи даже телосложением: оба невысокие, но стройные.

— Ну ладно, не буду вредничать, — сказал Сомэ, вынимая изо рта откушенный ноготь. — Я не перевариваю Джона Бристоу. Он постоянно давил на Кукушку. Не занимайся ерундой. Не скрытничай. А ты слышал, как он распускает нюни по поводу своей матушки? А подругу его видел? У нее же борода растет.

Он выпалил эти слова единым желчным, нервным потоком и сделал паузу, чтобы открыть невидимый ящик стола и достать пачку сигарет с ментолом. Страйк уже заметил, что все ногти у Сомэ обгрызены до мяса.

— У нее из-за этой семейки крыша съехала. Говорил я ей: «Порви с ними, лапушка, двигайся дальше». А она — ни в какую. В этом вся Кукушка: вечно цеплялась за прошлое.

Когда Страйк отказался от предложенных ему белоснежных сигарет, Ги Сомэ закурил от гравированной зажигалки «Зиппо», а потом, звонко щелкнув крышкой, сказал:

— Жаль, что я сам не дотумкал нанять частного сыщика. Просто в голову не пришло. Хорошо, что другие додумались. Ну не верю я, что Кукушка покончила с собой. Мой психотерапевт говорит, что это у меня отрицание. Я дважды в неделю посещаю психотерапевта, но проку ровно ноль. Лучше уж на валиуме сидеть, как леди Бристоу, только это работе мешает. Когда Кукушка разбилась, я наглотался таблеток и ходил потом как зомби. А иначе я бы не вынес ее похорон.

Звяканье и дребезжание на винтовой лестнице возвестило приход Труди, которая дерганой походкой вошла в кабинет, неся черный лаковый поднос с двумя стаканами чая в серебряных, филигранной работы русских подстаканниках. В стаканах дымилась бледная зеленоватая жидкость с плавающими в ней жухлыми листьями. В вазочке горкой лежало тонкое, как бумага, печенье, будто приготовленное из угля. Страйк с тоской вспомнил запеканку с пюре и чай цвета красного дерева в «Фениксе».

— Спасибо, Труди. Принеси пепельницу, лапушка.

Девушка помедлила, явно собираясь запротестовать.

— Кому сказано! — рявкнул Сомэ. — Я тут хозяин, черт побери, захочу — вообще сожгу на фиг всю эту лавочку. Вынь, к дьяволу, аккумуляторы из щитка сигнализации. Но сперва подай пепельницу… — На той неделе, — обратился модельер к Страйку, — тут сработала пожарная сигнализация и включились спринклеры. Теперь попечители ввели запрет на курение во всех помещениях. Пусть в анал себе засунут этот запрет.

Он глубоко затянулся и выпустил дым через ноздри.

— Ты принципиально вопросы не задаешь? Так и будешь нагнетать, пока человек сам не заговорит?

— Вопросы так вопросы, — согласился Страйк, доставая блокнот и ручку. — Когда погибла Лула, ты был за границей, так?