— А с чего это мы заговорили обо мне? Или когда ты достаешь блокнот, люди сами выкладывают тебе свою подноготную?

— Бывает.

— Чай не будешь? Я тебя не осуждаю. Зачем я только пью эту мочу? Если б мой папаша заказал чай и получил вот это, у него бы припадок случился.

— Твои родители до сих пор живут в Хэкни?[23]

— Без понятия, — сказал Сомэ. — Мы, видишь ли, тоже не общаемся.

— А как ты думаешь, почему Лула взяла себе другую фамилию?

— Да потому, что ненавидела свою семейку, — в точности как я. Не хотела больше иметь с ними ничего общего.

— В таком случае почему она взяла фамилию дядюшки Тони?

— Во-первых, его никто не знает. Во-вторых, фамилия звучная. А осталась бы Лулой Бристоу, разве смог бы Диби сочинить «Эл-Эл, будь моей»?

— От Чарльз-стрит рукой подать от Кентигерн-Гарденз, верно?

— Минут двадцать пешедралом. Когда Кукушка стала жаловаться, что ей невмоготу жить как раньше, я сразу предложил: переезжай ко мне, но она ни в какую. Выбрала для себя эту пятизвездочную тюрьму, просто чтобы спрятаться от газетчиков. Они ее туда загнали. Они в ответе.

Страйк вспомнил слова Диби Макка: «Журналюги, мазафакеры, ее и столкнули».

— Кукушка меня попросила с ней съездить, эту квартиру посмотреть, — продолжал Сомэ. — Мейфэр: там же одни олигархи, русские да арабы, и еще мерзавцы типа Фредди Бестиги. Я ей говорю: лапушка, это не для тебя, тут же всюду мрамор, а зачем в нашем климате мрамор?.. Как в склепе… — Он запнулся, но продолжил: — До этого ей несколько месяцев выносили мозг. Ее преследовал какой-то придурок: в три часа ночи самолично доставлял ей письма и бросал в почтовый ящик: каждую ночь ее будил стук крышки. Кукушка была до смерти перепугана его угрозами. Потом она рассталась с Даффилдом, и ее начали круглосуточно осаждать папарацци. Потом выяснилось, что ее телефоны прослушиваются. Потом ей приспичило найти ту потаскушку, родную мать. Все это было не к добру. Она хотела отгородиться, почувствовать себя в безопасности. Говорил же я: переезжай ко мне, так ведь нет: купила себе этот проклятый мавзолей. Думала, это настоящая крепость с круглосуточной охраной. Думала, там ее никто не достанет. Но возненавидела его с самого начала. Я знал, что это плохо кончится. Там она была отрезана от всего, что любила. Кукушка любила яркие цвета и шум. Любила гулять по улицам, ходить пешком, ощущать свободу. Ведь почему полиция решила, что она покончила с собой: из-за открытых окон. Она открыла их сама: на ручках были только ее отпечатки пальцев. Но я-то знаю, зачем она это сделала. Окна у нее всегда были нараспашку, даже в мороз, потому что Кукушка не выносила тишины. Ей хотелось слышать Лондон.

В голосе Сомэ больше не было ни желчи, ни сарказма. Прочистив горло, модельер стал рассказывать дальше:

— Ей хотелось совершить что-нибудь настоящее. К этому в конечном счете сводились все наши разговоры. Почему, как ты думаешь, она связалась с этой паскудой Рошелью? Да потому, что хотела поднять ее из грязи в князи. Считала, что и сама прозябала бы точно так же, если бы не миловидная внешность, за которую, собственно, Бристоу и взяли ее в семью, сделав игрушкой для Иветты.

— Расскажи мне про того преследователя.

— Психопат. Считал ее своей женой, что ли. Суд запретил ему приближаться к ее дому и направил на принудительное лечение.

— Не знаешь, случайно, где он теперь?

— Если не ошибаюсь, его вывезли обратно в Ливерпуль, — сказал Сомэ. — Но полиция проверила: мне сказали, что в ночь смерти Лулы он находился именно там, причем в охраняемой палате.

— Ты знаешь чету Бестиги?

— Только со слов Кукушки: он — подлюга, жена — ходячая мумия. Таких, как она, я насмотрелся предостаточно. Богатенькие дамочки, которые сорят деньгами уродов-мужей. Приходят на мои показы. Навязываются в подруги. Нет уж, лучше я буду мять-топтать честную курочку.

— За неделю до смерти Лула ездила на выходные к знакомым, в загородный дом; там же оказался и Бестиги.

— Слышал, как же. У него стояк на нее был, — с презрением сказал Сомэ. — Она-то соображала — сам понимаешь, за ней мужики табунами ходили. Но этот ничего себе не позволял, разве что пытался с ней в лифт втиснуться — так она говорила.

— После той поездки вы с ней не общались, правильно я понимаю?

— Правильно. Бестиги там что-нибудь отмочил? Или он у тебя главный подозреваемый? — Сомэ выпрямился в кресле и уставился перед собой. — Черт… Фредди Бестиги?.. Он, конечно, гад, это понятно. У меня есть девочка знакомая… ну, знакомая знакомых… она работала у него в продюсерском центре, и этот урод пытался ее изнасиловать. Нет, я не преувеличиваю, — уточнил Сомэ. — Буквально. Изнасиловать. После работы предложил ей немного выпить и повалил на пол, но кто-то из референтов забыл в офисе мобильник, вернулся — а там такие дела. Бестиги откупился от обоих. Девчушке все советовали подать в суд, но она деньги взяла — и поминай как звали. Говорят, он свою вторую жену учил жизни с такими вывертами, что она с ним развелась, опустив на три ляма, да еще грозилась все рассказать прессе. Короче, Кукушка нипочем не впустила бы Фредди Бестиги к себе в квартиру в два часа ночи. Говорю же, она была не дура.

— Что тебе известно о Деррике Уилсоне?

— Это кто?

— Охранник, дежуривший в ту ночь.

— Впервые слышу.

— Здоровенный, говорит с ямайским акцентом.

— Возможно, тебя это поразит, но в Лондоне черный цвет кожи — не повод для знакомства.

— Меня интересует другое: ты с ним хоть раз перебросился словом? Или, может быть, Лула о нем рассказывала?

— Можно подумать, нам больше поговорить было не о чем, кроме как об этом охраннике.

— То же относится и к ее водителю, Кирану Коловас-Джонсу?

— Ну, этого я хотя бы знаю, — ухмыльнулся Сомэ. — Когда он думал, что я на него смотрю, принимал эффектные позы. Манекенщик гребаный, метр с кепкой.

— Лула о нем что-нибудь говорила?

— Да с какой радости? — Сомэ начал изводиться. — Он — шофер, было бы о ком говорить.

— Он мне рассказал, что они с Лулой очень дружили. Хвастался, что она ему подарила куртку твоей фирмы. За девять сотен — ни больше ни меньше.

— Было бы чем хвастаться, — с легким пренебрежением бросил Сомэ. — Мои вещи за три куска влет уходят. Шлепну свой лейбл на любой спортивный костюм — с руками отрывают. Смешно было бы не воспользоваться.

— Да, кстати, об этом тоже хотел спросить, — вспомнил Страйк. — У тебя ведь есть коллекция… готовой одежды, так это называется?

Сомэ позабавил такой интерес.

— Ну, есть. Это вещи, которые шьются в стандартных размерах, сечешь? Просто заходишь в магазин и покупаешь.