— Только-только вернулся, за пару часов до того. — Пальцы Сомэ, сжимавшие сигарету, чуть дрогнули. — Из Токио прилетел, восемь суток практически без сна. Сели в Хитроу примерно в десять тридцать, от разницы во времени совершенно никакие. Я в самолете вообще спать не могу. Если мне суждено разбиться, не хочу, чтобы это произошло во сне.

— Как ты добирался из аэропорта?

— На такси. Элса напортачила с заказом автомобиля. Меня должен был встречать водитель.

— Кто такая Элса?

— Козочка, уволенная за то, что напортачила с заказом автомобиля. Я чуть с ума не сошел, когда мне пришлось среди ночи искать такси.

— Ты живешь один?

— Нет. В полночь я лег в постель с Виктором и Рольфом. Это мои котики, — добавил он, сверкнув улыбкой. — Принял таблетку амбиена, пару часов покемарил, проснулся в пять утра. Включил новости на канале «Скай», а там этот хмырь в безумной ушанке из овчины стоит под снегом на улице, где жила Лула, и рассказывает, как она погибла.

Сомэ сделал глубокую затяжку и на следующей фразе выпустил изо рта завитки дыма.

— Я едва не окочурился. Подумал, что вижу это во сне или проснулся в каком-то другом измерении… Стал всем названивать… Сиаре, Брайони… у всех занято. А сам смотрю на экран и жду, что сейчас скажут: произошла ошибка, Лула жива-здорова. Я молился, чтобы это оказалась бомжиха. Рошель.

Он помолчал, как будто ожидая комментариев Страйка. Но тот, делая пометки в блокноте, только уточнил:

— Ты лично знаешь Рошель?

— Ну да. Кукушка ее даже сюда привозила. Та еще оторва.

— Почему ты так считаешь?

— Она Кукушку терпеть не могла. На дерьмо исходила от зависти; Лула не замечала, но я-то все видел. Халявщица чертова. Ни слезинки не проронила, когда Лула погибла. А ведь Лула ей, как оказалось… Короче, смотрю я новости и понимаю, что ошибки быть не могло. Я просто выпал в осадок.

Белоснежная тонкая палочка подрагивала у него в пальцах.

— Сказали, что соседка слышала какую-то ссору. У меня, конечно, первая мысль: Даффилд. Это он, говорю себе, выбросил ее из окна. Ну, думаю, надо всем рассказать, какая это сволочь, пусть каждая собака знает. Уже готов был свидетельствовать против него в суде. Если с моей сигареты упадет пепел, — продолжил он тем же тоном, — уволю эту ходячую порнографию.

Труди будто заслышала его угрозу: она резво засеменила по винтовой лестнице и снова появилась в кабинете, тяжело дыша и сжимая в руках массивную стеклянную пепельницу.

— Вот спасибо, — выразительно пропел ей вслед Сомэ, когда она, поставив пепельницу ему на стол, заспешила из кабинета.

— Почему ты решил, что это Даффилд? — спросил Страйк, убедившись, что Труди их не слышит.

— А кому еще Кукушка могла открыть дверь в два часа ночи?

— Насколько хорошо ты его знаешь?

— Знаю этого засранца как облупленного. — Сомэ взялся за мятный чай. — Кукушка тоже понимала… Она ведь не дура была, проницательная как бес… Что, спрашивается, она в нем нашла? А я тебе скажу, — продолжил он, не дожидаясь ответа. — Повелась на эту фигню: непризнанный поэт, истерзанная душа, страдающий гений. Ты сперва зубы почисть, ублюдок. Байрон долбаный. — Он со стуком опустил подстаканник, взялся за правый локоть, чтобы унять дрожь в руке, и глубоко затянулся. — Ни один мужик на пушечный выстрел не подойдет к такому, как Даффилд. А девушки млеют. Материнский инстинкт, если хочешь знать мое мнение.

— То есть, по-твоему, такой способен на убийство?

— Естественно, — с презрением бросил Сомэ. — Естественно, способен. Впрочем, по большому счету в каждом из нас где-то сидит убийца, так почему Даффилд должен быть исключением? У него менталитет озлобленного подростка. Вполне могу представить, как он взбеленился, закатил истерику, а потом… — Свободной рукой он изобразил резкий толчок. — Однажды я сам был свидетелем, как он бросился на Лулу с кулаками. В прошлом году, после фуршета по случаю моего показа. Я вклинился между ними и говорю: ну, бей. Может, по мне и видно, что я в теме, — круглощекая физиономия Сомэ посерьезнела, — но такому, как Даффилд, по морде надавать могу. Он даже на похоронах цирк устроил.

— Неужели?

— Поверь. Упоротый вдупель, на ногах еле стоял, бедняжечка. Нужно хоть каплю уважения иметь. Я тогда транков наглотался, а то бы его живо на место поставил. Он, видишь ли, горе изображал, лицемер паршивый.

— А ты не допускал, что Лула покончила с собой?

Сомэ просверлил Страйка своими странными выпученными глазами:

— Ни на минуту. Даффилд утверждает, что надел волчью маску и отправился к своему бырыге. Это разве алиби, мать честная? Надеюсь, ты выведешь его на чистую воду. Надеюсь, не западешь, как полицейские, на его славу.

Страйк вспомнил, как о Даффилде отзывался Эрик Уордл.

— Не сказал бы, что они на него запали.

— Что ж, — проговорил Сомэ, — значит, у них вкус лучше, чем я думал.

— Откуда у тебя такая уверенность, что это не самоубийство? Лула страдала нервным расстройством, ты же знаешь.

— Знаю, но мы с ней заключили соглашение, как Мэрилин Монро и Монтгомери Клифт. Поклялись, что при малейшем желании расстаться с жизнью каждый из нас первым делом позвонит другому. Она бы точно со мной поделилась.

— Когда вы общались в последний раз?

— Она позвонила в среду — я еще был в Токио, — ответил Сомэ. — Бестолковая, вечно забывала, что там время на восемь часов вперед. В два часа ночи у меня телефон стоял на беззвучном режиме, вот я и не ответил, но она оставила сообщение и ни сном ни духом не намекнула на суицид. Вот послушай.

Он снова залез в ящик стола, нажал какие-то кнопки и протянул Страйку мобильный телефон.

И ему в ухо зазвучал чуть хрипловатый, грудной голос Лулы Лэндри, комично подражающий говорку кокни: «Как ты там, милок? У меня новость — зашибись. Уж не знаю, понравится тебе, не понравится, только я от радости прыгаю, а поделиться не с кем. Звякни, как времечко найдешь. Чмоки-чмоки».

Страйк вернул телефон модельеру.

— Ты ей перезвонил? Выяснил, что это за новость?

— Нет. — Сомэ загасил сигарету и тут же взялся за следующую. — У япошек мероприятия шли одно за другим; только найду минутку — разница во времени останавливает. Короче… я, если честно, догадывался, что она скажет, и безумно психовал. Решил, что она беременна. — Сомэ покивал, сжимая в зубах сигарету, а потом вынул ее изо рта и подтвердил: — Да-да, я решил, что она залетела, причем умышленно.

— От Даффилда?

— Нет, мне бы такое и в голову не пришло. Я ведь тогда не знал, что они вновь сошлись. При мне она бы не посмела с ним закрутить. Так подгадала, негодница маленькая, чтобы я в Японию улетел. Знала, что я его не выношу, а мнение мое было ей важно. Мы с Кукушкой были как родные.