Передаю летчикам своей группы приказ:

– Орлы! Сбросим груз на «фоккеров»! По моей команде…

Впереди – восемь немецких машин: силы примерно равны. А ситуация сложилась так. Мы с Алексеем Тернюком двумя парами идем на вторую четверку противника, а против первой четверки оказывается звено Евгения Карпова – оно правее нас.

Ведущая четверка врага уже на траверзе со мной, и в эфир летит моя команда:

– Бросай!

Энергично развернувшись влево, мы устремляемся за «фокке-вульфами». Бомбы конечно же не попали ни в один из гитлеровских самолетов, но летчикам не доставляет удовольствия видеть, как перед их носом сыплется смертоносный груз!

Главное, немцы поняли, зачем мы освобождаемся от бомб: чтобы схватиться с ними, не допустить к передовой. ФВ-190 также сбрасывают лишний груз и с набором высоты разворачиваются на сто восемьдесят градусов. Преимущество в высоте – верный успех схватки, и немцы это знают хорошо. Однако этого преимущества добиться им не удается. Наши «лавочкины» хотя уже и старенькие, а «фоккерам» не уступают.

Противник бросается в пикирование. Выйдя из него, устремляется вверх, чтобы нанести удар сзади: его машины следуют пара за парой. У нас та же цель. Самолеты обеих сторон то стремительно опускаются вниз, то взмывают в поднебесье, посылая очереди огня в направлении друг друга. Так продолжается минут пять-семь.

Бой проходит над войсками противника. Но свежие силы немцев так и не появляются, по-видимому, им нечем наращивать мощь в бою. Враг выдохся, но не ретируется, в его маневрах угадывается расчет на ошибку советских летчиков.

Когда мы с Мудрецовым пошли вверх, а Тернюк с Мокиным – в атаку на оказавшуюся внизу пару врага, на них сразу ринулись два «фоккера». Сваливая «лавочкина» на крыло, я тут же передаю напарнику команду:

– Атакуем одновременно: я – ведущего, ты – ведомого!

Бросаюсь на ведущего. Остальным преграждают путь Карпов с Чучаевым и Ревенко со Сковородченко. ФВ-190, преследующий Тернюка, пытается уйти из-под атаки, но мне удается достать его длинной очередью.

– Это вам, гады, за Николая, за тех, кого вы сгубили! – Я сам не узнаю свой охрипший от напряжения и ярости голос.

Характер схватки, после того как был сбит «фоккер», буквально сразу же на глазах меняется. Противник вскоре покидает поле боя, который длился около четверти часа.

Передаю по радио: «Сбор». Боевой порядок группы восстанавливается. Потерь у нас нет. При перестраивании, чтобы не выскочить впереди ведущего, Мокин приподнимает нос самолета и крутит бочку.

– Мокин, сядешь на губу! – предупреждаю подчиненного.

– Командир! Это я для погашения скорости… торможу.

– Вот-вот, там, на гауптвахте, на голом топчане и покрутишь бочки, пока прыть свою не погасишь. – В моем голосе неподдельная строгость.

Под крылом – линия фронта. По истечении срока покидаем зону барражирования и возвращаемся на свою точку.

9 апреля после полного освобождения Венгрии мы перелетаем на аэродром Сарваш. Машин в эскадрильях становится все меньше. «Безлошадных» летчиков набирается уже более десяти, и я с ними еду к новому месту дислокации нашей части на автомашинах. Здесь мы ожидаем новые самолеты «Ла-7», пока же летаем на своих старых, испытанных истребителях.

С освобождением Брно полк производит посадку на аэродроме Туржаны. Отсюда мы еще сопровождаем бомбардировщики на боевые задания, но почти без схваток в воздухе.

Наступал крах фашистской Германии. Красная Армия вышла на Эльбу. Берлога нацистского зверя – Берлин – была уже в руках советских войск.

И вот перед рассветом 9 мая 1945 года повсюду началась беспрестанная стрельба. Ночь озарилась фейерверками разноцветных ракет. Спросонья не понять – что к чему, что за пальба? Может, в расположение части ворвалась какая-нибудь бродячая группа немцев?

Наконец мы узнали, что это своеобразный салют в честь окончания войны, неизвестно кем начатый, и, разряжая обоймы личного оружия, побежали, как по тревоге, на аэродром, к командному пункту полка. Здесь состоялся никем не запланированный митинг – короткий, наполненный ликованием, счастьем, опьяняющей радостью наступившего мира.

Поздравления, рукопожатия, объятия… И у большинства на глазах – слезы великого торжества: мы победили! Никто их не стыдился, не смахивал украдкой, оглядываясь по сторонам. Сплошной праздничный гул, восторженные разговоры, веселые песни не смолкали ни на минуту. И так – целый день… Победа! Каждый из нас тогда еще раз мысленно прошел своей дорогой войны и еще раз пережил все былое, помня, что она уже пришла – без стука в дверь, без громких словопрений, но такая желанная и необходимая!

С 13 марта 1943 года по 9 мая 1945 года нами было совершено 5619 боевых вылетов, проведено несколько сот воздушных боев, сбито 369 вражеских самолетов. Это результат огромных усилий и высокого мастерства летчиков, техников, всего личного состава части, боевой опыт которой настолько возрос, что она вышла из войны способной успешно выполнять самые трудные задачи.

Партия и правительство высоко оценили заслуги полка, наградив его 17 мая еще одним орденом – Красного Знамени. После этого он уже именуется – 178-й гвардейский истребительный Краснознаменный, ордена Богдана Хмельницкого авиационный полк.

В ходе войны были награждены орденами и медалями многие наши летчики, техники, авиационные специалисты, работники штаба. Десяти летчикам полка присвоено высшее звание Родины – Героя Советского Союза: Н.И. Ольховскому, Ф.Г. Семенову, Б.В. Жигуленкову, А.С. Амелину, В.Ф. Мухину, И.Е. Середе, П.А. Брызгалову, В.Ф. Мудрецову. Автор этих строк звания Героя удостоен дважды, а Иван Никитович Кожедуб – трижды!

Наступала мирная жизнь. Сейчас, когда я прихожу в Музей боевой славы Н-ского полка, где хранится знамя 178-го гвардейского, у меня появляется необычайное чувство: словно и нет тех почти сорока лет, что прошумели после войны. Это кумачовое полотнище целовали перед боем мои друзья, ныне здравствующие, умершие от фронтовых ран уже после Победы и те, кто пал на полях сражений. Глядя на него, я, кажется, воочию вижу своих боевых товарищей.

Вот они, коленопреклоненные, перед святыней части… Амурчик – Амуров, Батя – Солдатенко. Вот братья Колесниковы, с их благородной местью фашизму. Рядом Федя Семенов, неудержимый, горячий в схватке с врагом и чуть флегматичный на земле. Дальше – скуластое смуглое лицо Мубаракшина, светлая улыбка Пантелеева, добродушный на земле и в воздухе Гомолко, сдержанный и полный печали встает Фраинт… Простые, открытые лица Гукалина, Артамонова; дорогое, по-братски неизгладимое Жигуленкова…

А дальше – тысячи и сотни тысяч пожилых и совсем юных, чистых и светлых, как утренняя роса, лиц, образов тех, кто не дожил, не долюбил, уйдя в вечность. Они погибли за Родину, за нас, ныне живущих под солнцем.

…Знамена в запас не уходят. Труд их вечен, как и дела людей.