Шрифт:
Интервал:
Закладка:
… На обратном пути к дому вокруг стоял такой густой туман, что невозможно было разглядеть родного берега, пока их судно почти не причалило к нему.
В ноябре на островах Северного моря наступает период дождей.
Каждый новый день муссоны приносят с Атлантики грозовые тучи, спускающиеся до самой земли.
Настолько плотные, что солнечным лучам приходится с трудом пробиваться через их завесу.
Кругом было промозгло и неуютно: на берегу, в саду, в самом дворце.
Праздник по случаю окончания сезона стрижки был запланирован после возвращения Гертруды от испанского короля.
Она осталась верной себе, по-прежнему не любила пирушки и многолюдность.
Но её долг — порадовать и поблагодарить свой народ за проделанную работу.
Как и при славном Генрихе, гуляние было всеобщим. На него были приглашены жители всего королевства.
Для этих целей была задействована главная дворцовая площадь.
Вечерний холод заглушали кострами и виски с многолетней выдержкой, вывозимое в тёмных дубовых бочонках проворно сновавшей среди толпы прислугой.
На огромных вертелах жарили молочных поросят и баранов. Повсюду стояли столы с едой и кружками, наполненными элем и виски.
Народ ел, пил, веселился. Звучала музыка и отовсюду разносились тосты в честь щедрой и заботливой королевы.
Ради приличия Гертруда, скрепя сердце, поприсутствовала в самом начале торжества. Потом незаметно улизнула.
Заглянула на пруд, по детской привычке стянув немного хлеба со стола для своих подопечных. В королевском пруду жила целая стая чёрных лебедей. Их было так много, что утки, которые с ними соседствовали, понемногу стали горевать и чувствовать себя ущемлёнными рядом с нахальными и величественными птицами.
Посидев у воды и продрогнув от вечерней прохлады, она отправилась в свою комнату.
Никого не хотелось видеть.
Она позволила себе в тот вечер немного отдохнуть. Никаких бумаг и книг.
Завтра будет новый день, и она с новыми силами приступит к своим обязанностям.
А сегодня она просто побудет одна.
Присев перед зеркалом, взяла в руки расчёску, распустила волосы и задумчиво стала водить ею по длинным чёрным прядям.
Она снова вспоминала…
Как здорово, что на свете есть люди, которые появились в её жизни, внесли в неё свою лепту и продолжают жить дальше. И пусть сейчас они не рядом, она может просто радоваться, что у них всё хорошо.
Эдвин, которого она смогла, наконец-то простить за его малодушие.
Он всегда был слабохарактерным, просто Гертруда закрывала на это глаза. В их союзе именно она была сильной. Возможно, если бы Генрих не надоумил племянника, Эдвин никогда бы не решился сделать ей предложение.
А когда Генриха не стало, муж стал пропадать на охотах, пытаясь уйти от свалившихся на дворец проблем. Он был так занят собственным горем, что не замечал, насколько одиноко и плохо было тогда его супруге.
И он не вернулся за ней во дворец после захвата власти Артуром. Не попытался вытащить её из лап непрошенного соперника. Да, это было небезопасно, и он слишком рисковал бы собственной жизнью. Гертруда и тогда нашла оправдания его слабости. Но в душе понимала: после всего, когда Артура повергнут, и они снова окажутся вместе, какого это будет — очутиться наедине друг с другом? Какими глазами он будет смотреть на жену после подобного предательства?
Но все минусы с лихвой окупались одним плюсом. Аделью. Вот кто был истинной причиной её радости и смысла жизни. Ради появления дочери на свет можно смириться с неудачным браком. И простить. Теперь каждый из них живёт своей жизнью.
Отец Иосиф говорит, что Эдвин очень счастлив в своём умиротворении и даже научился готовить еду для братьев. Правда, не все, отведав его кулинарных шедевров, перешли в разряд поклонников его поварских талантов. И всё же, она может только радоваться, что человек нашёл своё предназначение.
Бруно, который стал её другом и полюбил её, как мужчина может полюбить женщину. Пусть у него всё будет хорошо с той рыженькой Мартой. Она-то уж точно влюблена в него без памяти, как кошка.
Марта, мать Бруно. Её иногда покидает рассудок, но за этой добрейшей женщиной есть кому приглядывать. Она много потеряла, но у неё есть семья. Она не одинока.
Фрэнк.
Гертруда знала, что он предал её. И простила. Он хотел спасти сына; как отца, его можно понять.
И всё же сын не избежал отправки на остров Смерти. К счастью, он выжил.
В тот день, когда тот вернулся домой, к Гертруде пришёл садовник. Он покаялся ей во всём, попросил прощения. В знак того, что больше не сердится, королева позволила сыну Фрэнка устроиться конюхом на королевские конюшни и с благодарностью приняла испечённую женой садовника ароматную шарлотку.
Епископ.
Однажды она задала ему давно мучивший её вопрос. Почему он много лет назад оставил высокий пост при аббатстве и перешёл в скромный мужской монастырь?
Он долго не отвечал ей. Потом внезапно раскрыл перед ней душу, и Гертруда была ошеломлена его признанием.
— У тебя глаза точь-в-точь, как у матери, — неожиданно сказал он тогда.
Гертруда удивилась. Зачем епископу столько времени помнить цвет глаз её покойной матушки?
— Она была чудесной женщиной, твоя мать… потеряв супруга, первое время почернела от горя. Я встретил её в аббатстве, куда она вместе с другими придворными приехала на службу. Горе подкосило её. Но глаза… в них был свет, почти погасший, еле уловимый. И всё же он был. Она не сломилась, не обозлилась на весь мир. Ходила за раненными, когда носила тебя под сердцем. Их было много после той войны с Бесстрашными Рыцарями. Я был покорён её кротостью и красотой. Но не смел ей вэтом признаться. Она скорбела по твоему отцу, а я занимал сан, не позволяющий мне заводить семью. Всё, что я мог себе позволить, — стать твоим крёстным, когда ты появилась на свет.
— Вы любили мою мать?! — ахнула Гертруда.
Так вот почему он столько лет заботился о Гертруде… она была для него напоминанием о матери.
— Мужской монастырь стал моим убежищем от опасных мыслей, в нём я нашёл спасительное утешение и долгое время не появлялся во дворце, чтобы не столкнуться с Эльзой. А потом узнал страшную новость, — она погибла…
Его голос дрогнул. Гертруда смотрела и не могла поверить: их славный, сильный духом, епископ; всегда и везде готовый поддержать любого страждущего, плачет.
— Святой отец! — она подошла и с нежностью обняла епископа.
— В твоих глазах тоже этот свет. Ты не растеряла его после предательств и потерь. Ты очень