волосы и проколоть ухо, если бы оказалось, что ректор университета не приплёл сюда каким-то образом меня.

Кабины реальных катеров ничем не отличались от кабин тренажёров. Кабины тренажёров были с полным погружением: мы ощущали весь спектр перегрузок, эмоций и некоторые болевые ощущения. Неприятно чувствовать, как крошатся кости. Пусть боль была и сильно преуменьшенной, но даже этого хватало, чтобы мы были внимательнее на манёврах.

— Это вас простимулирует, — насмехался над нами преподаватель. От его улыбки мы больше не шарахались.

Теперь на практикуме по вождению катера мы летали на них и в атмосфере, и в космосе. Работа на маяках всегда была сопряжена с опасностью, иногда у смотрителей не получалось отсидеться на станции, приходилось отбиваться от пиратов.

Ещё наш курс в течение двух месяцев по пять часов в день дежурил в центральном космопорту Элеи в качестве врачей-травматологов.

Для тех, у кого была возможность, телепортировались с орбиты в специальные центры, но не все любили этот способ передвижения, а кто-то и просто не мог его себе позволить. Телепортационное оборудование было дорогим и, кроме покупки, ещё требовало установки и наладки, а стоимость последней иногда была соразмерна стоимости самого оборудования. Ещё бы, неправильно настроенная телепортационная кабина могла вас разобрать на атомы и собрать, скажем, не совсем в том порядке, как было до этого. Нет, элефином по крови вы остались бы, но вот по внешнему виду — вряд ли.

Пока я работал в космопорту, мой словарный запас обогатился таким количеством ругательств, что «Дранкз волумский» теперь казалось самым безобидным. А ещё я понял, для чего по космопортовому району постоянно курсировали на флаэрах представители правопорядка Элеи. Хотя этого порядка в этом пространстве отродясь не бывало. Многочисленные иномирцы прилетали на планету, улетали с неё. Одни оставались на Элее на несколько дней, другие только ждали следующего рейса или разгрузки-погрузки товаров. Ни один бар, ни одно кафе не пустовали в этой особой зоне. Ну и работа припортовой клиники никогда не прекращалась.

Каких только травм мы не насмотрелись за эти два месяца: ножевые, черепно-мозговые, переломы, вывихи и растяжения, отравления и даже утопления. Некоторые травмы приходилось лечить старинными способами, так как иномирец или отказывался ложиться в амниотическую капсулу, или просто не мог заплатить за такое высокотехнологичное лечение.

Иногда и на самих врачей пытались напасть пациенты. Никогда не забуду, как худенькая элефина с нашего потока прошипела пьяному, избитому даримцу, который, несмотря на то, что был сильно потрёпан, успел её несколько раз облапать:

— Ещё раз меня заденешь, я вколю тебе паралитик. Двигаться не сможешь, но чувствовать будешь всё. И тогда я обработаю твои раны, отключив на запаивателе режим параллельного обезболивания.

До помутнённого алкоголем сознания вроде бы дошло, что не стоит дальше сердить и так разъярённого медика.

Как-то я и сам чуть не стал жертвой нападения. Привезли наркомана‑терианина, у которого имелись следы нападения хищного животного. Думать о том, где они встретились в районе, прилегающем к космическому порту, мне не хотелось. Я стал вводить первичные данные о пациенте, предложив тому расположиться на кушетке. Лёгкое движение воздуха — и я крутанулся с мечами, выставив блок на удар деревянной табуреткой, а наркоман во время удара косившийся на шкафчик с медикаментами, ойкнул. Молча, используя «мельницу», я покрошил табуретку в щепки спросил:

— Сам ляжешь на кушетку?

Терианиан, смотревший на меня широко распахнутыми всеми пятнадцатью глазами, кивнул. То, что он в шоке от медицинского персонала, выдавал его гребень — он стоял дыбом. Тем не менее дебошир улёгся на кушетку.

— Вот и славно, — фыркнул я, мысленно благодаря Катениль, которая предупредила меня о том, какой беспокойной может быть практика в порту.

Теперь я понимал, почему большая часть травматологов — огромные, накаченные, хмурые элефины. Станешь таким, если захочешь выжить.

Тренировки у Дэна продолжались, последнее время чаще всего была ничья. Старик никогда не сказал бы мне, но каждый раз после тренировок я видел в его глазах удовлетворение. Я часто думал о том, как же мне будет не хватать их с Квардиго во время службы на маяке!

В деньгах я больше не нуждался, особенно после последних съёмок. В этот раз это оказались низколётные на воздушной подушке устройства‑мотогравы «Риск». Гонки на совершенно безумных трассах на мотогравах стали новым увлечением элейской золотой молодёжи. Режиссёр и команда были те же, да и замысел рекламы не отличался от предыдущих. «Риски» охотно раскупали, мой счёт в банке пополнялся. Все сообщения от родителей, в очередной раз попытавшихся сказать, как они недовольны мной, я просто стёр.

* * *

Учёба в университете закончилась как-то внезапно. Вот бесконечные практики, перемежающиеся с тренировками у Дэна и уроками в ювелирной мастерской, вот дипломная работа, которую я писал по амниотическим капсулам и их разновидностям, в том числе и по криокапсулам. Материала у меня было собрано достаточно благодаря летней практике на третьем курсе в криоцентре и курсовой работе у профессора Жилерен.

Крутя в руках пластиковую карточку, подтверждавшую мою сертификацию, как целителя, я думал о том, что делать дальше. До отбора на маяки оставалось ещё около месяца. Вал перед ним улетел к родителям: у них было владение на западном континенте. Университет автоматически зарегистрировал на отбор всех выпускников ММР. Комнату в общежитии, которая последние пять лет была моим домом, я должен был освободить в течение недели. Я договорился с сестрой о временном, пока навигаторы отбирают медиков в команду, проживании у неё. Она не возражала, всё равно ей нужно было лететь в командировку на Тррул: читать курс лекций по выращиванию и трансплантации внутренних органов. Я посмотрел в сети на трруланцев. От гуманоидов в них было разве что строение кистей, причём второй и четвёртой пар рук.

Да уж… Пути эволюции неисповедимы.

* * *

Живя в квартире сестры и предварительно спросив у неё разрешения, я решил попробовать самостоятельно сделать то, чему учился у мастера‑ювелира. В его мастерской я научился отливать заготовки под кольца, серьги, тянуть тончайшие нити, потом их свивать, мастерить цепочки и изящные кулоны. Всё это были украшения по эскизам господина Борвика.

Там, на практикуме по выживанию, я видел любопытных насекомых: длинное тело, иногда невообразимых раскрасок, большая голова, на которой выделялись такие же разноцветные глаза, шесть ног и большие вытянутые полупрозрачные крылья с прожилками. Насекомые летали друг за другом, кружили над водой, над лугом или опушкой леса.

Я загорелся сделать украшения из серебра и недорогих камней в виде этих насекомых. Но ещё я хотел, чтобы украшение