– Твоя мама, она знает об этом?

– Да. Она знает.

Он покривился. Это была безобразная, искаженная версия его лица. Лулу не могла сказать, почему именно ей не нравились такие гримасы, то ли потому, что они так уродовали его лицо, то ли потому, что виной им была она. Она будто видела физическое воплощение, эдакую визуальную гиперболу всех тех разочарований, которые она у него вызывала.

– Ну, – сказал он голосом человека, которому нечего было сказать, но отчаянно хотелось сказать хоть что-нибудь.

– Я знаю, баба, – сказала Лулу. – Я знаю.

Она встала, склонилась и легонько поцеловала отца в лоб – наполовину извинение и наполовину прощание, как во время церемонии Ашуры. Лулу повернулась, чтобы удалиться к себе.

– Хорошо, – сказал отец у нее за спиной.

Лулу повернулась.

– Что хорошо?

Ахмед кивнул.

– Все хорошо, хабибти.

Лулу его поняла. Отец мог иметь в виду ее отношения с парнями, или ее возвращения домой в два часа ночи, или то, что ее тошнило в кусты. Но он говорил не об этом. Он говорил даже не о сцене, которую она устроила, или каше, которую она заварила. С ней все хорошо. С ней все будет хорошо.

– Спасибо, баба. За то, что привлек шейха Фади на мою сторону. Я знаю, что это помогло.

Ахмед покачал головой.

– Не благодари меня, он уже был на твоей стороне. Он сам пришел ко мне.

Это оказалось для Лулу новостью.

– Поблагодари его, милая. Поблагодари его и покончи с этим. – Ахмед поднялся и поцеловал Лулу в лоб, покидая комнату. – Разберись с этим.

И на этой загадочной ноте Лулу повалилась на диван. Ей удалось разговорить Эмму и вовлечь ее в свой план. Все остальное подождет до понедельника.

Лулу не знала, как долго уже она наполняла крошечные коробочки глазированным миндалем. Наверняка их можно было купить уже заранее наполненными. Тем не менее она сидела, подхватывая миндаль кончиками пальцев и роняя его в эти до нелепости маленькие контейнеры. На секунду она задалась вопросом, а не проще ли вместо коробочек наполнять миндалем мешочки. Бесполезная мысль, но Лулу все равно полюбопытствовала. Это отвлекало ее от мыслей о поцелуях с Джеймсом, о примирении с Эммой и о том, что будет, когда через два дня занятия в школе возобновятся. Предвкушение сделало ее нервной. У нее был план, оставалось надеяться, что он сработает. У нее была подруга, и нужно было только набраться терпения. Это было начало чего-то нового. Путь был темным и извилистым, но Лулу уже могла представить свои последующие шаги.

Лулу надеялась, что этого будет достаточно.

Несмотря ни на что, ей все же нравился этот ритм в доме аль-Кати. Во время каждого визита она получала чай от кхалы Зины и недовольные взгляды от тетушки Сальвы. Но эти взгляды выражали подлинные чувства, и Лулу, которая сама всегда все чувствовала до глубины души, ценила эту искренность. К тому же свадебные приготовления давали ей шанс сбежать ненадолго из дома, от неловкости общения с братьями, неодобрения матери и загадочного поведения отца.

Лулу даже не возражала против едких комментариев Дины. Сперва они действовали ей на нервы, но теперь, по какой-то причине, она находила в них успокоение. Они стали частью устройства этого дома, этого аспекта ее жизни. Если бы Дина ни с того ни с сего вдруг начала с ней любезничать, это сбило бы ее с толку. Возможно, она всегда была здесь чужой, но зато она больше не была нарушительницей границ. Это стало результатом ее собственных неуклюжих усилий и их великодушного прощения. Лулу сформировалась в этом огне. Она не могла ни жалеть об этом, ни жаловаться.

– Лулу, ты забрала себе весь сахар, – резко проговорила Дина.

Лулу передала сахар. Кхала Зина, улыбаясь, ущипнула ее за щеку. Больно, но пришлось вытерпеть с улыбкой. Кто она такая, чтобы пытаться поменять это многовековое выражение любви? Она призадумалась на секунду, будет ли она сама щипать за щеки своих племянников и племянниц, родных или названых. Если этот жест был побочным продуктом культуры и возраста, сможет ли она устоять перед импульсом?

Возможно, она никогда не станет своей в домах этих женщин или в коридорах Сили Холл. Но Лулу было даровано знание. Она не была француженкой, но могла говорить с ними на их языке. У нее не было англосаксонского происхождения или денег, но она могла общаться с ними тоже. Вот чем наградили ее родители – одновременно дар и проклятие переключаться между людьми, языками и культурами. Не сливаться с толпой, а общаться, невзирая на границы. Она была путешественником, посредником.

Лулу до сих пор помнила тот день, когда она впервые поняла шутку на французском. Понимание юмора, по ее мнению, служило настоящей проверкой знания языка. Она могла раскусить холодный, сдержанный юмор Сили Холл с его беспощадной иронией и остротой. И посмеивалась над черными шуточками иракских иммигрантов, которые предпочитали смеяться над своими мучениями и потерями вместо того, чтобы жаловаться и погружаться в них. Лулу внезапно осознала, что прикусила язык, и во рту у нее появился привкус крови. И теперь все, что ей оставалось сделать, это взорваться. Ведь это был ее единственный дар – говорить с чужаками, говорить от имени чужаков, говорить не с одним миром, да еще и одновременно. Уметь мыслить по-разному и знать различные способы прожить жизнь.

– Лулу, коробки все у тебя? – Дина все не могла успокоиться и продолжала врываться в мысли Лулу.

Лулу передала ей большую пачку из своей стопки расплющенных подарочных коробок.

Кхала Зина похлопала ее по руке, затем забрала у Дины сахар и положила две ложки в чай Лулу. Кусковой сахар у них уже весь вышел. Лулу поблагодарила тетю и продолжила наполнять коробки миндалем. Она постаралась сосредоточиться на работе, но делала все механически. Мысли ее все время возвращались то к Эмме и ее девушке, то к Джеймсу и его губам, то к Эйми и признакам ее недовольства. Затем опять к губам Джеймса. Эти губы очень отвлекали ее, хотя Джеймса даже не было рядом. Потом она опять подумала о Ло и о том, как поговорить с ней. И о том, как сама Лулу сможет простить Одри. Она вздохнула, не замечая, что выражение на ее лице озадачило кхалу Зину. Та все-таки не владела магией и не могла читать мысли. Она всего лишь понимала по-английски больше, чем могла сказать.

– Лулу, не стоит жалеть миндаля. Мы не бедняки. Слава Аллаху, свадьба будет красивой. В отличие от других, на которых ты наверняка была, – заметила Дина.

Лулу знала, что Дина намекает на ее родню с материнской стороны. Она бросила больше миндаля в коробку.

– Не так много, Лулу! Ты не сможешь закрыть коробку! – вскричала Дина.

Это вызвало смех у Тани-невесты на другом конце стола.

– Оставь ее в покое, Диди, – велела Таня. – Она довольно настрадалась. То есть я хочу сказать, что она сделала, наверное, пятнадцать букетов и заполнила не меньше сотни коробочек. Этого достаточно.