Энчи выкрикнул вслед заклятия на Старшем языке и побежал к опушке. Он был сыт, он знал, что сможет сюда вернуться.

Но на опушке его уже ждали.

Их было шестеро. Четверо – в рубахах чуть ниже колена, двое – в длинных, подпоясанных. Оружия Энчи не заметил. На всякий случай он зарычал.

– Не надо, – сказал ему один из лесных врагов. У него лицо и руки были полупрозрачными, и Энчи понял – это от старости. Но удивило его другое – он понял слова врага. Враг заговорил на языке цвергов, который немного отличался от языка альвригов – альвриги говорили без придыхания, не растягивали шипящие звуки, их «а-а» было долгим и певучим.

– Кто ты? – спросил Энчи, тоже на языке цвергов, хотя это и было недостойно альврига.

– Мы белые альвы.

– Кто?

Из трех слов Энчи понял только одно.

– Мы знаем, что ты альвриг.

– Альвриг, – согласился он и рявкнул: – Отойдите все! Убью!

Они отошли, и он обрадовался: его боялись!

Но лесные враги стали тихонько совещаться, и это Энчи не понравилось. Он решил показать им, что силен и владеет настоящим оружием – древними заклятьями. И он стал произносить слова на Старшем языке, приправляя их рыком идущего в бой цверга.

Заклятья заставили потемнеть и осыпаться листья ближайшего дерева.

Лесные враги удивились – такого они не ожидали.

И они тихо ушли – не сказав ни единого слова.

Энчи лег на траву. Он не мог понять – победа это или что-то иное. И он повторял про себя слова на Старшем языке – прав был Нейри, они оказались необходимы. Впрочем, благодарить Нейри Энчи не стал – у альвригов это не принято.

Меж тем белые альвы собрались на совет. Нужно было решить – что делать с пришельцем.

– Он знает Старший язык, – сказал Оллиберд. – И умеет им пользоваться. Если мы научимся Старшему языку – то, возможно, поймем, кто мы и отчего мы такие.

– Он никого не станет учить, – возразила Эрребенна.

Эти двое были старшими в небольшой общине белых альвов, живших в лесу.

– Не станет. Но мы будем слушать его речь… – Оллиберд задумался. – Молодые, не трогайте его. Если он уйдет – он может встретить людей. И тогда он погибнет.

– Я думал, уже ни одного цверга и ни одного альврига не осталось, – заметил Герриберд. – Может быть, этот – последний?

– Он еще дитя… – Эрребенна вздохнула.

– Очень злое дитя, сестра. Плохо будет, если мы позволим ему вырасти! – воскликнул Герриберд. – Он всех нас погубит своими заклятьями.

– Нужно перенять у него Старший язык, а потом… – Симиберд замолчал, и все белые альвы поняли его молчание.

– Да, все равно он обречен, – добавил Герриберд. – И он может принести много бед – и нам, и людям. Видели, что он сделал с листьями? И, может быть, темным альвам.

– Не успеет. Если темные альвы его увидят, то даже слова произнести не позволят, – возразил Симиберд. – Его нужно загнать обратно под землю, в пещеры, из которых он вылез. У темных альвов с альвригами свои счеты.

– Да, его нужно загнать под землю, – согласилась Эрребенна. – Там он никому не причинит вреда. Будет выходить по ночам и кормиться. Может и довольно долго прожить, если только не встретит темных альвов. Кто знает – есть ли поблизости старые норы цвергов? Откуда-то ведь он вылез?

Все посмотрели на Оллиберда.

– Я знаю две норы, но они довольно далеко, – сказал старый белый альв. – Нужно набрать побольше бересты. Попытаюсь хоть записать, что он выкрикивает.

– Людскими знаками? – спросил Герриберд. – Тебе их хватит?

Белые альвы наловчились рисовать на бересте целые длинные истории, но передавать знаками звуки умели только люди, и их способ белым альвам не очень-то нравился, он был какой-то мертвый. В рисунках же, даже самых простеньких, жило чувство.

– Не хватит, так придумаю новые. Мы должны понять этот язык. Мы должны понять его судьбу…

– Это опасно, Оллиберд, – сказала Эрребенна.

– Сам знаю.

Белые альвы знали о своем прошлом лишь то, что передавалось из уст в уста. Но они хотели проникнуть умственным взором в те времена, когда белые и темные были единым народом. Они уже догадались, что некая сила, вообразить которую было невозможно, разделила их общих предков на две равноценные ветви и наложила запрет на браки между ними – очень правильный запрет, если вспомнить, откуда взялись альвриги. Нечаянная попытка возродить общего предка показала, что делать этого не следовало. Этот предок был исполнен злобы и владел сильной магией, ее частица досталась белым альвам, темные не получили ничего, кроме искусства обращаться с огнем.

Оллиберд чем старше становился, тем больше желал понять – что же это за сила?

Она ничем не проявляла себя – по крайней мере, в последние годы. Казалось, она где-то спит, но проснется, если почувствует, что нужно вмешаться в дела альвов и людей. Будить ее Оллиберд не собирался – он всего лишь хотел понять ее суть.

Он знал, как много значит язык для народа и для племени. Альвриги загадочным образом возродили Старший язык – проснулся он, что ли? И их жажда власти и добычи, их злобность и хитрость – не в языке ли коренятся? Как это произошло? Одновременно ли появились альвриги и вернулся Старший язык? Были ли они иными, пока он не вернулся?

Все это очень беспокоило Оллиберда.

И еще он желал знать – были ли в Старшем языке слова, связанные с той силой, которая разделила альвов на темных и белых?

Посовещавшись, белые альвы решили – пока не найдется нора, ведущая в пещеры, приблудившегося альврига подкармливать, чтобы он от злости не принялся губить лес. Потом – спровадить его вниз, а нору закрыть тяжелым камнем.

Но на следующий день они узнали: альвриг опять принялся распевать заклятия на Старшем языке, хотя никто к нему не приближался и не вызывал у него злобы и ярости. Просто злоба жила в нем и требовала выхода.

Оллиберд пошел слушать эти заклятия. А молодые белые альвы разошлись в поисках соседей, которые могли знать о норах. Соседи жили в том лесу, что за тремя холмами с голыми вершинами, и в другом, что за рекой.

Альвриг сидел на траве и четко выговаривал слова Старшего языка. Почерневшие листья сыпались на него, кусты на расстоянии в пять шагов уже стояли голые и мертвые. Но ему это было безразлично. Закончив, он поел корешков пырея и лег. Оллиберд понимал, что запоминать эти опасные слова незачем; запомнишь – возникнет соблазн их произнести. Но они сами как-то укладывались в памяти.

Он прослушал эти заклятия еще дважды, стараясь не подходить к альвригу слишком близко. И на третий раз он понял, что теряет силы. Еле-еле он вернулся к своему шалашу. А там его уже ждали.

– Это Миррар Деннос, – сказал Герриберд, указывая на темного альва.