На первой полке были выставлены оригинал того самого договора, первое издание «Демонкратии» и перепись населения нечисти за 1609 год. Ее тогда было в разы больше, чем людей.

Следующие две полки – печатное воспоминание о каждом правителе. Дориан Лавстейн оставил после себя поэтический сборник, Авель – «Подлунное евангелие», тот еще бред шизофреника. Квебекка Лавстейн не позаботилась о графоманском наследии, и от нее остался лишь скомканный черновик речи на заседании Комитета, благодаря которой представителем касты мог быть не только мужчина. От бабушки я унаследовала сборник рецептов, от отца – фронтовые письма, сухие и черствые.

Что я могла оставить после себя? Школьные сочинения? Письма к Кави, чересчур страдальческие и интимные? Может, потом распечатают мои СМС и посты в «Фейсбуке»? Что от меня останется? Если вообще что-то останется.

– Ив, – Уоррен прокашлялся, – как много полукровок в Мунсайде?

– По данным Асмодея, всего один. А что?

* * *

– Что случилось? – шикнула Хейзер на Каспия, отводя его в сторону. Все стены были обклеены афишами выпускного и фотографиями пропавшей Сары. От этого было немного не по себе. – Каспий! Откуда у тебя это?

Она указала на красную полосу на его лице, от нижнего века до краешка губ, совсем свежую.

– Хиллс вчера завалилась.

– Это она? Чокнутая ведьма!

– Не от нее. – Каспий навалился всем весом на шкафчик, упершись в него затылком. – Надо к Флоре, пройдет. Ничего страшного.

Хейзер только вздернула бровь и повернулась к своей ячейке, подбирая комбинацию.

– Я пойду за личными делами для Ивейн. Ты со мной?

– Сейчас?

Каспий кивнул.

– У нас же алгебра! Контрольная!

Каспий рассмеялся, убрав прядь волос назад.

– Брутто, ты же готовишься к выпускным экзаменам? – подозрительно поинтересовалась Хейзер. – Выбрал колледж?

Каспий снова рассмеялся, только теперь с горечью.

– Не хочешь же ты вечно прожить в этой дыре, – прошептала Хейз, пытаясь поймать его взгляд. – Во-первых, не факт, что Мунсайд вообще выживет, а во-вторых, ты правда хочешь работать в «Гекате», как твоя сестра?

– Хейзер, – он грациозно оттолкнулся от шкафчика, нависнув над ней, – мы с тобой из разных племен.

– Если покинешь город, с тобой ничего такого не произойдет. Я не хочу смотреть, как ты погибаешь здесь. Клетка в «Гекате» – это максимум, что тебе светит с таким отношением к инкубам, как здесь.

– Не волнуйся, Хейз, – он продолжал смотреть куда-то в сторону, – ты этого не увидишь. Будешь занята каким-нибудь скучным колледжем, потом какой-нибудь скучной работой, найдешь себе человечка, родишь таких же скучных дочурку или сынка, а на ночь будешь рассказывать про город Мунсайд и все, что ты нагло бросила.

– Зато это перспективно, – прошипела она.

– И до смерти уныло. Ты могла бы стать мамбо…

– Ты мог бы стать кем угодно, но выбрал это, потому что банально боишься взрослеть…

Еще несколько секунд, и мне бы пришлось их разнимать. Они были настолько увлечены перепалкой, что даже не заметили, как я встала рядом, внимательно слушая каждое слово.

Я откашлялась, и они разошлись, глупо уставившись на меня. Хейзер была испугана, Каспий смотрел на меня отчужденно. В последнее время я не могла его понять, но после сказанного Уорреном картинка немного прояснилась.

– Ив, слушай… – Но Хейзер не знала, что сказать.

Я могла ответить: «Все нормально. Никто не заставляет тебя оставаться здесь». И хоть логически я понимала, что в этом нет никакого преступления, в моем маленьком мирке это было равноценно предательству. Глупо было питать надежды на вечную дружбу, пусть с Хейз мы и сошлись довольно быстро, но никакого стажа «лучших подруг» у нас не было. Я не имела права чего-то требовать от нее, как и права обижаться. Но меня задели ее слова. Я тоже хотела бы легко и непринужденно вырваться отсюда, устраивать попойки в кампусе общежития, ходить на пары и безумные вечеринки. Злилась ли я на нее? Нет, я ей завидовала, и эта зависть перерастала в гнев.

– Ты же сама все понимаешь.

– Я не хочу разговаривать с тобой. – Слова вырвались сами. Глупо было устраивать школьные драмы, когда их в жизни полно. – Готовься к колледжу и выпускному балу, мне еще надо спасти эту «дыру».

Я развернулась и направилась к выходу. Плевать, что скажет Самаэль, пусть хоть сам Асмодей. Мне все здесь надоело. Это была пустая трата времени. Ничего хорошего мне эта шарашка не принесла.

Я фантазировала о том, как после совершеннолетия снесу здесь все бульдозером. Эти мысли так увлекли меня, что я запуталась в собственных ногах и рухнула на асфальтную дорожку. Джинсы оказались в пыли, руки саднило, а злости во мне было так много, что хотелось рыдать и бить кулаками чертов асфальт.

Конечно, в моменты, когда и так все не очень, происходит что-то совсем ужасное.

Я услышала негромкий хлопок, будто взорвалась петарда, и обернулась. Самодельный транспарант из белых простыней рухнул прямо на фасад здания. Вместо надписи «Доктрина» теперь красовалась другая: «Лавстейнов больше нет».

Это было жестоко даже для тех, кто использовал кровь животных вместо краски. Они специально сделали это во время перерыва, когда большинство учеников вышло на улицу. Разумеется, это привлекло внимание. Десятки обращенных ко мне взглядов. Все держали телефоны наготове.

– Лавстейнов больше нет? Ну и пожалуйста! – выкрикнула я, поднимаясь на ноги. – Пошли все к черту!

Я стремительно шагала прочь от школы и слышала, как Каспий кричал мне вслед.

– Ивейн! Ивейн! Подожди!

Со своими длинными ногами ему ничего не стоило меня догнать.

– И ты катись! – вырвалось у меня, когда он все-таки коснулся моего плеча. – Как я могла повестись? Довериться инкубу? Серьезно?! – Я расхохоталась. – Я все знаю про полукровок. Не подходи ко мне.

Каспий стоял ошарашенный и молчал. Довольная произведенным эффектом, я ушла.

Что у меня было? Единственный человек, которого я любила, не помнил меня. Единственный человек, которому я доверяла, – предатель. А, стоп, ошибочка. Не единственный. Целых два! Потрясающая щедрость, жизнь! Спасибо!

Я сыпала проклятьями и шла, не различая дороги. Кровь стучала в ушах, а руки дрожали.

Очнулась, когда увязла в песке. Оказывается, я вышла к набережной. Вид холодного и неприветливого пляжа заставил меня прийти в себя.

Почему-то я совсем не удивилась, увидев сгорбленную фигуру Кави. Он тоже не был удивлен моим появлением. Молча подошел ко мне, не спеша докуривая сигарету.

Я перевела на него тяжелый взгляд. С одной стороны, его присутствие отягощало, с другой – дарило облегчение. Подсознательно я понимала, что единственный человек, которого я хотела бы здесь встретить, – именно он, пусть даже его жалкое отражение.