использовать принцип «ты — мне, я — тебе». Более того, к редакционному начальству присоединились и подчинённые, а также их друзья, фавориты и протеже. О качестве публикуемых текстов при такой системе говорить вообще смешно! Развеялись дымом репутации и тиражи. Кому интересно годами читать одних и тех же авторов, тексты которых к тому же дублируются в различных журналах?

И всё же авторитет «толстяков» пока был достаточно высок, и не было ни одного провинциального автора, не мечтавшего попасть на их страницы. Но пробиться в этот отныне почти замкнутый на себе «кружок» стало неимоверно трудно! Один из способов для человека со стороны — создать свой журнал и включиться в «систему». Мыльников и Жабский, конечно, быстро нашли этот выход. Дело было за малым — претворить его в жизнь.

Однако начальник управления по культуре Коломны отвергла идею создания городского альманаха сразу: «В Коломне нет прозаиков, а поэты и так издают свои книжки».

— Что ж, придётся действовать своими силами, — сказал Мыльников Жабскому. — Надо поскорее определиться с авторами и спонсорами.

Марк скептически кивнул. Он не привык, да и не был способен к решительным действиям. Эдгар же был лёгок на подъём, и вскоре первый сборник альманаха «Коломенский текст» был составлен, и что самое невероятное — найдены спонсоры! Разумеется, вёрстку и издание альманаха было решено доверить редакции московского «толстяка», тем более, что журнал «Москва» имел и собственное издательство с одноимённым названием. Так одновременно убивалось несколько зайцев: обеспечивалось высокое качество печати, завязывались необходимые связи, и новый провинциальный альманах сразу же выходил на столичный уровень.

Расчёт себя оправдал. Конечно, в альманах пришлось включить рассказ главного редактора журнала «Москва», но зато и рассказ Мыльникова в ответ был, наконец, опубликован в толстом московском журнале.

— Не переживай, — утешал Эдгар Марка. — Вот выпустим второй номер альманаха и протолкнём твою подборку стихов в московский журнал.

Но шло время, выходили номера коломенского ежегодника, уже со второго номера всё же взятого под крыло городской Администрацией вместе с его Главным редактором Эдгаром Мыльниковым. Стихи же Романа Всеславного по-прежнему отвергались редакциями московских «толстяков» и печатались только в «Коломенском тексте». Зато Эдгар Мыльников заматерел и даже немного поверил в собственный литературный гений. Его рассказы стали регулярно печатать московские журналы. Конечно, с текстами предварительно серьёзно работали редакторы и корректоры, но на то она и Москва!

Мыльников, ставший штатным работником управления по культуре, начал приглашать в Коломну московских писателей и художников, устраивать им творческие вечера, а вот коломенские литераторы перестали его интересовать. Он сделал Марка своим заместителем в редакции альманаха и свалил на него всю работу с местными поэтами и прозаиками.

Пользуясь тем, что никто — ни Администрация Коломны, ни спонсоры — не проверяет, как расходуются деньги, данные на подготовку и издание альманаха «Коломенский текст», Мыльников в том же московском издательстве выпустил несколько небольших книжечек со своими рассказами и повестями и вступил в Союз писателей России.

А Жабского, конечно, душили злоба и зависть. И он отводил душу, «редактируя» стихи и прозу коломенцев, желавших опубликоваться в городском альманахе. Из подборок присланных стихов он отбирал самые слабые. Если же таковых не находилось, Марк доводил форму чужого стихотворения до формального канонического совершенства, одновременно вытравляя из содержания авторские мысли и чувства, в результате чего получалась холодная пустышка, никак не трогающая читателя.

Собственно, и стихи самого Марка были таковыми, но лишь потому, что у их автора не было ни оригинальных мыслей, ни чувств, которые тот мог бы вложить в свои тексты. Наглядное же доказательство того, что ему, Марку, недоступно то, что легко получается у других поэтов, ещё больше разжигало злобу и зависть Жабского.

С прозой было чуть сложнее, но и тут Марк находил способы испохабить чужой текст так, чтобы тот не возвышался над уровнем рассказов Мыльникова, делая тем самым главного редактора коломенского ежегодника ещё более обязанным и зависимым от него. Кроме того, Мыльникову теперь приходилось и своим авторитетом поддерживать тот редакторский беспредел, что устроил Жабский коломенским прозаикам и поэтам.

Мало кто из коломенских литераторов пытался протестовать против столь наглой и убийственной «редакторской правки», а если таковой смельчак находился, перед ним ставился простой выбор: либо его текст будет напечатан в альманахе в отредактированном виде, либо автор может обращаться в другие журналы. Постепенно все смирились с подобным положением дел.

Вскоре и у Романа Всеславного появились спонсоры, и местное издательство выпустило несколько тоненьких сборников его стихотворений. Марк получил, наконец, и презентации, и поздравления, и награды. Но хотя с помощью Эдгара Мыльникова он и вступил в Союз писателей России, московские «толстяки» остались для него недоступной мечтой. Хотя несколько стишков Романа Всеславного Мыльникову удалось-таки пристроить в пару московских газет, за что пришлось сделать ответную любезность в коломенском альманахе их главным редакторам.

И вот ежегодник «Коломенский текст» уверенно подошёл к «совершеннолетию». За восемнадцать лет его существования Марк Жабский достиг нескольких целей: во-первых, он показал собственную значимость в глазах окружающих и тем самым стал для них непререкаемым авторитетом в области поэзии и прозы; во-вторых, Эдгар Мыльников и Роман Всеславный были признаны в культурных кругах города и района ведущими писателями Коломны; в-третьих, Роман Всеславный стал для Эдгара Мыльникова незаменимым другом и помощником, а все возможные конкуренты были заранее отсечены или дискредитированы.

Никто в Коломне не осмеливался оспаривать мнение Мыльникова или Всеславного, когда те кого-либо из местных литераторов хвалили или ругали, и уж тем более было немыслимым критиковать тексты самих «ведущих писателей»!

Но если Эдгар Мыльников всё же в глубине души знал истинную цену своим литературным успехам, то Марк Жабский всерьёз уверовал в собственный поэтический гений. А раз он, то бишь Роман Всеславный, является величиной № 1 в поэтической иерархии Коломны, то почему его семья в материальном плане еле сводит концы с концами?

Искренне возмущённый подобным положением дел, Марк написал письмо в Администрацию города, в котором поставил вопрос ребром: почему лучший поэт Коломны влачит нищенское существование? Ведь это унизительно не только для самого Романа Всеславного, но и для одного из старейших городов России! Уже сейчас признанный гений поэзии, а в будущем наверняка классик российской литературы вынужден буквально каждодневно тратить время и силы на добывание хлеба насущного вместо того, чтобы творить нетленку. В конце своего длинного и весьма эмоционального письма Марк Жабский категорически потребовал, чтобы Администрация Коломны немедленно назначила ему соответствующее ежемесячное денежное содержание за счёт городского бюджета.

Конечно, в любое другое время власти города в лучшем случае просто проигнорировали