— Боевики любят прятать в такие штуки гаубичные снаряды, делая из них радиоуправляемые фугасы, проявил свою осведомленность в нынешней партизанской тактике Владимир.

— А если мы ошибаемся? И это простые дехкане тащат стройматериалы для своей сакли? — с усмешкой глянул на него Бекбаев.

— Как это можно проверить? — поинтересовался Панчук, подначивая товарища.

— А вот как. — Крест прицела намертво вцепился темный продолговатый предмет между двумя светлыми силуэтами. Несколько секунд крест полз, сопровождая! их, после чего палец компьютерщика ткнулся в кнопку «Еnter». Выстрел слился со взрывом, взметнувшимся огненным фонтаном в степи.

— Выходит, саклю строить не собирались, — подвел логический итог произошедшему Владимир Панчук. Оба бывших офицера под трескотню автоматов боевого охранения громко рассмеялись.

Поднявшись с постели, майор ФСБ Нияз Куралов привычно сунул ноги в домашние тапочки, но вместо мягких тапочек пальцы ног коснулись жесткой кожи армейских берцев.

«Я на войне», — наконец понял Нияз, сообразив, что грезы об уютном доме и теплой, пышной и такой родной жене Фатиме всего лишь сладкий сон. Временный уход от суровой действительности.

Сунув ноги в тяжелые ботинки, Нияз вышел из комнаты, в которой он жил с тремя командированными чекистами. В коридоре у окна был прибит пластмассовый рукомойник. Склонившись над ним, майор стал плескать в лицо теплой противной водой, отдающей керосином. Намылившись, Нияз смыл пену с лица, шеи, волосатых плеч и растерся докрасна жестким махровым полотенцем. После чего из стоящего рядом пластикового ведра с водой наполнил рукомойник, это был неписаный закон общежития командированных.

Жизнь причудливо плетет кружева человеческой судьбы. Окончив республиканскую школу КГБ, молодой лейтенант был направлен в Махачкалинское отделение госбезопасности дознавателем следственного отдела.

Но уже через несколько лет государство, которому присягал офицер Куралов, перестало существовать, а КГБ с упорством кровожадного маньяка расчленяли и выхолащивали новоявленные демократы. Нияз решил не искушать судьбу и без особой помпы перевелся в городскую прокуратуру. Семь лет он, особо не напрягаясь, расследовал угон скота, машин, квартирные кражи и мелкий рэкет. Тем временем госбезопасность пережила череду реорганизаций и наконец, став ФСБ, начала понемногу возрождаться. Старшему следователю Куралову предложили вернуться в родные пенаты. Немного поразмыслив, Нияз согласился. Но служба его уже не прельщала, он все чаще думал о разговоре с дядей Магомедом. Младший брат его отца стал большим бизнесменом в республике, владел несколькими ресторанами, гостиницей и автомобильным салоном. Все у Магомеда Куралова было в порядке, не хватало только надежного помощника, который впоследствии стал бы и компаньоном.

Предложение было более чем заманчивым, но Нияз на был бы племянником своего дяди, если бы бросался сломя голову по одному только зову души. Впереди маячила ветеранская пенсия, и отказываться от нее майор не собирался. Мало ли как жизнь повернется, а пенсия — это до самой смерти.

Командировка в Чечню тоже сулила немалые выгоды (год за три, награды, внеочередное звание). Как говорят умные люди, «береги мундир снову, а к пенсии готовься с молодости».

Правда, первые полгода, проведенные на войне, особых изменений не принесли, кроме положенных день за три. Кто-то из коллег проводил спецоперации по выявлению и уничтожению террористов, кто-то занимался обменом военнопленных и заложников. А он занимался допросами пленных и составлением документов для уголовных дел. Но время, проведенное в Грозном, просто так не прошло. Следователь обзавелся несколькими осведомителями, один из них, Ашот, маленький щуплый старичок-армянин, живущий на окраине Грозного, передавал майору те слухи, что узнавал от соседей-вайнахов или слышал на улице. Толку от этого информатора было немного, пока на днях Ашот не сообщил, что к нему приходил человек «с гор». Он хочет уйти с войны, но так, чтобы федеральные власти его не репрессировали.

Человек с гор, боевик сепаратистов, — это уже, пожалуй, шанс начать свою оперативную игру, которая при удачном раскладе принесет награды и повышения в звании. Нияз Куралов дал согласие на встречу с боевиком, она должна была состояться сегодня возле городского рынка.

Наскоро позавтракав в офицерской столовой, Нияз разыскал Асвада Абдулкеримова. Двадцатилетний лейтенант происходил из тейпа, стоявшего в оппозиции чеченскому сепаратистскому режиму. Еще шестнадцатилетним мальчишкой Асвад сражался с боевиками в первую военную кампанию. Потом учился в Ростове на юридическом, теперь же вернулся на родину офицером госбезопасности.

— Асвад, возьми с собой фотоаппарат, — приказал Куралов лейтенанту. — Через полчаса выезжаем в город.

— Какой фотоаппарат? — деловито осведомился молодой чеченец. — «Кодак» или «Полароид»?

Вопрос был не праздным, «Кодак» гарантировал качество изображения снимков, а «Полароид» — моментальность фотографии, это было немаловажно.

— Бери оба, — наконец определился майор Куралов.

Из окна дребезжащего «пазика» открывался вид на Грозный. Черные, как потухшие факелы, стояли коробки многоэтажек, кругом виднелись развалины, по обочинам громоздились рыжие от окалины остовы бронетехники. Все говорило о недавно прокатившейся здесь колеснице бога войны. Но, несмотря на страшные разрушения, жизнь в руинах не прекратилась. У обочин стояли ларьки-«батискафы», в которых торговали всякой мелочовкой от сигарет и минеральной воды до водки и пива. Мелькали и более крупные магазины: «Продукты», «Хозтовары» и тому подобное. Кроме военных федеральных войск, по улицам передвигалось достаточно гражданского населения. Вдалеке виднелось строительство нового многоквартирного дома.

«Да, давно я здесь не бывал», — наблюдая за городским пейзажем, подумал Саламбек. В городе ему доводилось бывать еще до второй чеченской кампании. Потом было ранение, клиники и наконец снова война.

Еще недавно казалось, что жизнь закончена, по крайней мере, была неизбежна смерть во время одного из боев. Но сейчас он нашел выход и смог разорвать порочный круг смерти. В экстремальных ситуациях организм умеет включать незадействованные резервы мозга. Именно в один из таких моментов Саламбек вспомнил Ашота, маленького старика-армянина, вечно ходящего в высокой бараньей шапке. Дайшанов спас его в те времена, когда в городе убивали людей только за то, что они не были чеченцами. Старик не забыл, кому обязан жизнью, и с тех пор был предан полевому командиру как собака. Саламбек знал, что чекисты завербовали его (старик сам рассказал об этом, когда приезжал к родственникам в Итум-Кале), но чем он мог помочь, кроме пересказов базарных сплетен? Теперь Дайшанов решил использовать старика в своих целях.

В Грозный он приехал как житель Бамута, худое лицо, щетина и старая, но опрятная одежда выдавали в нем крестьянина. А отсутствие пороховых вкраплений в порах кожи на руках и синяков от приклада на правом плече (давно сам не стрелял) позволяли избежать ареста при проверке документов.