Но, скорее всего, причина стремительного падения князя И.Ф. Мстиславского – иная.

По словам шведского агента Петра Петрея, бояре приняли решение развести правящего монарха с бесплодной Ириной Годуновой[390] и женить царя на молодой дочери Мстиславского! Ходили даже невероятные слухи, будто князь задумал призвать Б.Ф. Годунова к себе домой на пир, чтобы лишить его жизни.

О добром ли мыслил тогда Иван Федорович? О мире ли в государстве? Сомнительно. Три с половиной десятилетия князь верой и правдой служил Московскому царству, так на закате жизни, устав служить, он, как видно, решил по своей воле «обустроить» Русскую землю. Но державами правят не «командармы», а государи и – выше них – сам Господь. А Господь не попустил Мстиславским подняться на ступень, для них не предназначенную. Матримониальный план рухнул, не встретив у царя согласия. Годуновы же получили основание видеть в Иване Федоровиче лютого врага, посягающего на благополучие их семейства.

Русская служилая знать, глядя на прежних государей, твердо уверилась, что они с легкостью меняют жен. И не увидела ничего зазорного в дерзком матримониальном проекте: сливки аристократии российской объединились, требуя у монарха развода с Ириной Годуновой и вступления в новый брак. Их поддержал митрополит Московский и всея Руси Дионисий. Допустим, борьба за изгнание Ирины Федоровны с престола велась с одной совершенно очевидной целью – удалить род Годуновых от царя, уничтожить влияние этой придворной группировки. Ну а кандидатура новой царской «невесты» превосходно показывает, с какой стороны нависла опасность над браком Федора Ивановича. Ему предлагали соединиться с Анастасией – дочерью князя Ивана Мстиславского. Анастасия Ивановна в роли русской царицы открывала блестящую политическую комбинацию. Настолько соблазнительную, что великим интриганам, стоявшим за спиной этой женщины, было наплевать даже на ее относительно близкое родство с Федором Ивановичем: царь приходился Ивану III правнуком, а его «невеста» – правнучкой. Ее «продвижение» сулило перспективы, заставлявшие авторов «проекта» забыть о кровосмесительной сути подобного супружества. Анастасия Мстиславская родилась от брака князя Ивана Федоровича с И.А. Шуйской. Таким образом, она приходилась родной кровью и Мстиславским, и Шуйским, что позволяло им сплотиться, проталкивая свою «отрасль» в царицы.

Союз двух знатнейших, влиятельнейших родов обещал полный возврат к эпохе «боярского царства», какое было после смерти Елены Глинской, при малолетстве Ивана IV. Оттеснив Годуновых, правя именем блаженного царя, «княжата» вновь сделались бы всесильными. Страной безраздельно правили бы Мстиславские, Шуйские, Воротынские, Куракины, их ближайшая родня и союзники. Род московских Даниловичей, возвысившийся к досаде соседей, оказался бы полностью подчинен пришельцам, когда-то оказавшимся на службе у великих князей Московских…

Здесь стоит вернуться ненадолго к событиям далеких 1530-х, к последнему браку Василия Васильевича Шуйского, к брачным комбинациям семейства… Князь Иван Петрович мог отойти в сторону – подальше от подобного проекта. Ведь суть этой авантюры глубоко безнравственна. Доброго христианского духа в ней – ни на золотник. Но князь твердо помнил: «Так поступали предки»… И он не стал отказываться от участия в очередной матримониальной «комбинации» семьи. Князь Мстиславский к середине 1580-х – немолодой человек, лет на десять – пятнадцать старше И.П. Шуйского. А выглядел он и того хуже: от ран и дальних походов приобретя раннюю дряхлость, внешне вельможа ничем не отличался от восьмидесятилетного старика. Думается, его волю подчинили себе замыслы человека более молодого и более энергичного. Притом, скорее всего, из Шуйских – они имели кровную заинтересованность в «проекте».

Иначе говоря, Ивану Петровичу тут было чем замараться…

Федор Иванович развестись отказался.

Князь И.Ф. Мстиславский был дальним родственником царя, и он когда-то благоволил самим Годуновым. Поэтому расправа с ним не вылилась в искоренение всего рода. Надо полагать, боярину сказали: «Ты уйдешь. Но у тебя есть выбор – бороться и увлечь за собой весь род на позор и поругание или тихо отойти от дел, – тогда родня твоя останется в чести». Иван Федорович склонил голову. Сила оказалась не на его стороне, а на семье не лежало никакой вины за его неудачную интригу. Он сделал выбор – как добрый человек. Не было никакого суда и расследования. Летом 1585 г. регенту дали съездить на покаяние в Соловецкий монастырь. Затем он отправился в Кириллову обитель на Белоозеро, где и постригся в чернецы под именем Ионы. Был Иван – стал Иона. Переменил имя и для мира сделался мертвецом. В последний путь к тихой келье боярина – на всякий случай! – сопровождал вооруженный эскорт. Старого полководца, будто одряхлевшего льва, все еще побаивались. Но он не пытался пойти на попятный. Поэтому и недруги решили соблюсти условия «джентльменского соглашения»: его семья не подверглась опале, унижению и конфискации земель. Его сыну оставили обширные земли, высокое положение при дворе и в войсках[391]. Даже за рубежом об отставке Мстиславского объявили с небывалой корректностью: мол, поехал молиться по монастырям, а делами заниматься перестал. Только дочь Ивана Федоровича, несчастливая царская «невеста», разделила участь отца.

Точная дата кончины князя Мстиславского не известна. Либо конец 1585-го, либо 1586 г. Ничто не свидетельствует о насильственной смерти. Исключить ее нельзя – торжествующие Годуновы могли избавиться от опасной фигуры наверняка, удалив ее из столицы. Но тут вступает в свои права фантазия, а фактов нет. Ведь в стенах иноческой обители оказался человек совсем неюный, пятидесяти пяти – шестидесяти лет, к тому же рано постаревший от походной жизни: современники, не знавшие действительного возраста князя Мстиславского, принимали его за восьмидесятилетнего старца. К тому же горечь политического поражения тисками сжимала сердце воеводы…

Можно сказать, в обращении с пожилым полководцем проявили здравую деликатность – разумеется, насколько это вообще было возможно в создавшейся ситуации.

Что же касается Шуйских, то с ними поступили намного жестче. Когда со стороны Годуновых посыпались удар за ударом, их «партии» был нанесен тяжелый ущерб.

Впрочем, и сами Шуйские вели себя отнюдь не как агнцы на заклании.

Серьезные потери семейство понесло осенью 1586 г., когда на него обрушилась царская опала. Официально Шуйских тогда обвинили в сношениях с той же Речью Посполитой. Видимо, какие-то связи с аристократической, магнатской Польшей у них были. Другой вопрос – до какой степени Шуйские могли быть союзниками Батория: это весьма сомнительно[392]. Важнее другое: Шуйские явно поддерживали князя И.Ф. Мстиславского, когда он пытался осуществить свой план. А этого простить было никак невозможно. Происходило большое сражение за преобладание при дворе. Так или иначе, противники нашли бы повод для открытого столкновения: это должно было случиться в той или иной форме. Шуйские, что называется, «подставились».