class="p1">— Он похож на персонажа из одной мыльной оперы, которая нравится Кейт. — Я провожу ногтем большого пальца по бороздке в рисунке дерева на крышке стола. — Странно, что я вырасту, буду целоваться с кем-нибудь и выйду замуж.

А Кейт нет.

Джулия наклоняется вперед:

— Анна, что произойдет, если твоя сестра умрет?

На одной из лежащих на столе фотографий мы с Кейт, маленькие, ей лет пять, мне года два. Снимок сделан после первого рецидива болезни, но волосы у Кейт уже отросли. Мы стоим на пляже, у кромки воды, в одинаковых купальных костюмах, рядом со своими куличиками. Фотографию можно сложить пополам и решить, что снято отражение в зеркале: Кейт слишком маленькая для своих лет, а я слишком высокая; волосы у нее другого цвета, но с такими же завивающимися кончиками; ладони прижаты к моим. Кажется, до сих пор ни она, ни я не замечали, насколько мы похожи.

Около десяти часов вечера звонит телефон. Странно, но на пожарной станции раздается мое имя. Я беру трубку на кухне, где уже все убрали и вымыли пол.

— Алло.

— Анна, — произносит мама.

Я сразу решаю, что она звонит из-за Кейт. О чем еще она может говорить со мной, учитывая, как мы расстались днем в больнице?

— Что-нибудь случилось?

— Кейт спит.

— Это хорошо, — отвечаю я, про себя задаваясь вопросом, так ли это на самом деле.

— Я звоню по двум причинам. Во-первых, чтобы извиниться за утро.

Сразу чувствую себя маленькой.

— Мне тоже очень стыдно, — признаюсь я и вспоминаю, как раньше мама укладывала нас спать. Сперва подходила к постели Кейт, наклонялась и говорила, что целует Анну. Потом шла ко мне и говорила, что обнимает Кейт. Мы каждый раз хохотали. Мама выключала свет, и еще долго после ее ухода в комнате висел запах лосьона, которым она пользовалась, чтобы кожа была мягкой, как изнанка фланелевой наволочки.

— Вторая причина, почему я звоню, — продолжает мама, — это пожелать тебе спокойной ночи.

— И все?

По голосу слышу, что она улыбается.

— Этого мало?

— Нет, — говорю я, хотя это неправда.

Уснуть не удается, поэтому я вылезаю из кровати, крадусь мимо храпящего отца, вытаскиваю из мужской уборной Книгу рекордов Гиннесса и ложусь на крыше, чтобы почитать при свете луны. Полуторагодовалый малыш по имени Алехандро выпал из окна квартиры родителей в Мурсии, Испания, пролетел 65 футов 7 дюймов и стал ребенком, который выжил после падения с самой большой высоты. Рой Салливан из Виргинии пережил семь ударов молнией и совершил самоубийство из-за того, что был отвергнут любимой женщиной. На Тайване кошку нашли под обломками через восемьдесят дней после землетрясения, в котором погибло 2000 человек, и она оклемалась. Я ловлю себя на том, что не могу оторваться от чтения раздела «Выжившие и спасенные», добавляя в голове свои пункты к списку: «Дольше всего прожившие с ОПЛ» и «Самая восторженная сестра» — так они назывались бы.

Отец находит меня в момент, когда, отложив книгу, я начинаю искать на небе Вегу.

— Сегодня мало что видно, да? — Он садится ря-дом.

Ночь закуталась в облака, даже луна словно прикрыта ватой.

— Ага, — соглашаюсь я. — Все в тумане.

— Пробовала смотреть в телескоп?

Он начинает возиться с прибором, но через некоторое время решает, что сегодня это бесполезно. Я вдруг вспоминаю, как однажды — мне тогда было лет семь — ехала рядом с ним в машине и спросила, каким образом взрослые находят дорогу туда, куда им нужно, потому что у меня на глазах отец никогда не разворачивал карту.

— Наверное, мы просто привыкаем ездить одним путем и сворачивать в одних и тех же местах, — ответил он, но меня это не удовлетворило.

— А если в первый раз едете куда-то?

— Ну, тогда мы сперва узнаем дорогу.

Но я хотела знать: кто указывает ее в этот самый первый раз? Если до тебя никто там не был?

— Папа, а правда, что можно использовать звезды как карту? — спросила я.

— Можно, если умеешь по ним ориентироваться.

— Это сложно?

Я думаю: может, стоит научиться? Запасной план для тех случаев, когда мне будет казаться, что я хожу кругами.

— Это довольно сложная математика: нужно измерить высоту какой-нибудь звезды, определить ее положение, используя навигационный календарь, подсчитать, какой должна быть ее высота и в каком месте она должна находиться, основываясь на своем предположительном местонахождении, и сравнить измеренную высоту с той, которую ты вычислил. Потом ты наносишь эту точку на карту как место положения. Находишь несколько таких точек, которые тебе нужно пересечь, и получаешь место назначения. — Папа смотрит на мое обескураженное лицо и улыбается. — Вот-вот, — со смехом говорит он, — никогда не выходи из дома без GPS-навигатора.

Но я могу поспорить, что справлюсь с этим. Все не так уж сложно. Ты просто направляешься туда, куда тебя ведут эти точки, и надеешься на лучшее.

Если бы существовала такая религия, как Аннаизм, и объясняла бы вам, откуда на Земле взялись люди, вот что получилось бы: сначала не было ничего, кроме Луны и Солнца. Луна хотела появляться на небе днем, но в это время там находилось светило настолько более яркое, что все эти часы были заполнены его сиянием. Луна проголодалась, она худела и худела, пока от нее не остался тонкий ломтик, кончики которого были острыми, как у ножа. Случайно, а именно так происходит бóльшая часть всего на свете, она проткнула дыру в ночи, и оттуда фонтаном слез высыпалось бессчетное количество звезд.

Испугавшись, Луна попыталась проглотить их все. Сперва у нее это получилось, и она стала толстой и круглой. Но потом звезды перестали в ней помещаться, потому что их было слишком много, и они продолжали появляться, пока небо не сделалось таким ярким, что Солнце заревновало. Оно пригласило звезды на свою сторону мира, где всегда было светло, но не сказало, что днем их не будет видно. Глупые звезды спрыгнули с неба на землю и застыли под тяжестью собственной глупости.

Луна взялась за дело. Каждую из этих глыб печали она обточила и придала ей форму мужчины или женщины. А все остальное время следила, чтобы другие звезды не падали. Она старательно держалась за то, что у нее осталось.

Брайан

Около семи утра на станцию заходит осьминог. Ну, вообще-то, это женщина, одетая осьминогом, но, когда вдруг видишь что-нибудь такое, разницы почти нет. По ее лицу текут слезы, в многочисленных руках она держит пекинеса.

— Вы должны мне помочь, — говорит осьминожка, и тут я вспоминаю: это же миссис Зегна,