— Кассандра, я не могу отдать тебе премьеру. Изабелла потом съест меня, а ее обожают при дворе, если она пойдет на меня войной, я могу потерять место, да и нарушать мирные отношения с ней я совершенно не готов, — виновато объяснял маэстро.

— А смогла бы я петь эту партию в других театрах с вашего позволения? — спросила девушка, пытаясь найти хоть какой-то выход из положения.

— Да, я бы отдал «Севильского цирюльника» Барбайе в Ла Скала, с условием, что ты будешь петь Розину, — обрадовался Россини. — Только вы дадите премьеру в Милане не раньше, чем пятнадцатого февраля следующего года. Я сам дирижирую премьерой в Риме девятого февраля, а второй раз опера пойдет через четыре дня.

— Договорились, — обрадовалась Кассандра, которая еще помнила приятного молодого антрепренера, который так восторженно встретил ее пение на прослушивании четыре месяца назад.

— Но тебе нужно еще уговорить Барбайю, — напомнил Россини. — Вдруг у него сейчас нет денег на постановку.

— Я решу все вопросы, — возразила Кассандра, подумавшая, что если у Барабайи нет денег, то она вложит свои, но оперу поставит.

И вот завтра утром она уезжала в Милан, а сегодня в пустом темном зале пела партию Розины для единственного зрителя. Россини сидел в королевской ложе и, затаив дыхание, слушал свое творение в исполнении своей лучшей ученицы. И хотя они расставались, оба были счастливы. Сегодня был великий день — впервые звучала гениальная опера в исполнении лучшей певицы, какую только слышал маэстро.

За два месяца Кассандра успела полюбить замечательный и гостеприимный Милан, встретивший ее так радушно и подаривший ей первый успех и первую славу. В гулкой полутьме кафедрального собора Милана у Кассандры и Полли появилось любимое место. Женщины каждый день приходили в Дуомо, ставили маленькие широкие свечки перед золотой статуей Мадонны и садились на скамью перед святой покровительницей этого прекрасного города. Обе женщины не уставали благодарить Деву Марию за покровительство и помощь.

Север Италии разительно отличался от шумного, говорливого и жизнерадостного Неаполя. Может быть, дело было в том, что эти земли после падения Наполеона вновь отошли австрийской империи, или дело было в характере миланцев, но этот город был спокойнее, солиднее, даже мудрее, чем жизнерадостный Неаполь. Единственное, что роднило жителей обоих городов, так это всепоглощающая любовь к музыке. В Милане обожали свой Ла Скала не меньше, чем в Неаполе любили свой Сан-Карло. На всех представлениях театр в Милане всегда был полон, а после самых удачных представлений публика так ликовала, что даже устраивала факельные шествия по ночным улицам, отмечая великие достижения своих певцов.

Доменико Барбайя встретил Кассандру с восторгом. Он сразу же прикинул, какой успех может принести ему знаменитое имя Молибрани, помноженное на удивительный голос и бесспорную красоту девушки, а уж то, что та привезла разрешение от Россини поставить его новую оперу, окончательно убедило антрепренера, что судьба послала ему подарок в лице этой красавицы. Но Барбайя не был бы коммерсантом, если бы до срока, который обозначил Россини до премьеры «Севильского цирюльника» не попытался заработать на таланте Кассандры. Он аккуратно ввел ее на главные партии в идущих операх Россини «Итальянка в Алжире» и «Елизавета, королева Английская», и не обманулся в своих ожиданиях. Кассандра имела ошеломляющий успех с самого своего появления на сцене Ла Скала.

Теперь девушка целыми днями была занята в театре. Полным ходом шли репетиции «Севильского цирюльника», Барбайя специально для нее возобновлял «Танкреда» и, ускоряя прогоны, старался максимально быстро выйти на представления. По вечерам Кассандра пела партии Изабеллы и королевы Елизаветы в двух других операх и получала такое наслаждение, стоя перед огнями рампы, чувствуя дыхание зрительного зала, что, несмотря на усталость, была готова проводить на сцене еще по нескольку часов.

Девушка чувствовала, что ее голос окончательно окреп, сформировался и звучал замечательно. Восторженный прием публики говорил о том, что и люди, слыша ее, получают радость и наслаждение. Наконец-то Кассандра была востребована и счастлива. Она строго-настрого запретила дону Эстебану и Полли упоминать о ее титуле. По приезде в Милан она попросила своего управляющего рассчитать его маленький военный отряд и, подарив стражникам коней и выдав жалованье за год вперед, отпустить их домой. Большой четырехэтажный дом, облицованный розовато-бежевым камнем, который ей купил отец, находился сразу за театром Ла-Скала. Слава богу, он оказался доходным, разделенным на восемь больших квартир, и Кассандра распорядилась занять самую маленькую квартиру на четвертом этаже, и потребовала от близких говорить всем, кто будет интересоваться, что они сняли эту квартиру у хозяев на время пребывания в Милане.

Этот вопрос действительно обсуждался в день их прибытия. Доменико Барбайя проводил Кассандру из театра домой, внимательно оглядел небольшую квартиру из четырех комнат, познакомился с Полли и доном Эстебаном, которых девушка представила как своих родственников из Испании, и осведомился, не тесно ли его новой певице в этих «апартаментах». Кассандра сделала вид, что не понимает сарказма антрепренера, и скромно ответила:

— Благодарю вас, нам с родными не тесно, мы всегда жили скромно, даже когда была жива мама. Я не хочу менять своих привычек.

— Как угодно, сеньорита, мое дело предложить, тем более что солисты в Ла Скала зарабатывают приличные деньги. Вы можете себе это позволить.

Он оказался прав. Став примадонной театра, девушка стала получать большие гонорары, но продолжала жить скромно, отдавая все деньги дону Эстебану. Единственным исключением стал первый гонорар за «Итальянку в Алжире», который она потратила, купив несколько новых платьев, очаровавших ее с первого взгляда. Наряды были выставлены в витрине модного магазина на маленькой улочке, по которой она каждый день ходила из дома в собор Дуомо. Нежные оттенки легких газовых и шелковых платьев особенно пленили девушку после ярких красок цыганских и испанских нарядов. Однако изюминкой этих платьев была изящная вышивка шелковой гладью и золотой нитью, придававшая им неповторимое очарование. Хозяйка модного магазина рассказала, что наряды поступили к ней из Вены.

— Их шьют в Англии, потом поставляют во все европейские столицы, ну а я получаю свой заказ из Вены. Покупайте, сеньорита, я смогла оплатить всего пять платьев, больше мне пока не по карману. Они, конечно, не дешевы, но на вашу фигуру я подгоню наряды бесплатно, — пообещала женщина.

Кассандра отдала ей свой гонорар и с радостью через несколько дней забрала чудесные платья. В Милане было на удивление тепло, поэтому она, несмотря на позднюю осень, обходилась только кашемировой шалью. Ее новые наряды сразу оценили и артисты, и публика, но больше всех они поразили ее антрепренера. Доменико Барбайя, который раньше весело и открыто разговаривал с девушкой, теперь стал задумчив и часто вопросительно поглядывал на Кассандру, вызывая у нее недоумение.

— Сеньор, вы что-то хотите? — несколько раз спрашивала удивленная девушка, но антрепренер уходил от ответа, отделываясь общими фразами.