она даже не знала, насколько ненавидит эту сволочь.

Испугалась, что Аслан попробует открыть ей дверь, начнёт о чём-то спрашивать, что-то говорить, и придётся от него отползать, сбрасывать с себя его обеспокоенность. Но он остался стоять где стоял. Только когда Светлана вышла из машины, кивнул женщине — подтвердил аутентификацию.

Женщина спустилась на две ступеньки и пошла навстречу. У неё был совершенно стальной прокурорский взгляд. Светлана даже не удивилась бы, если бы под пальто у женщины оказался китель с погонами.

— Здравствуй, — сказала женщина-родительский прокурор.

Светлана кивнула.

— Ты ведь от синих? — вполне уверенно уточнила хозяйка.

Светлана кивнула ещё раз.

— И что, они предлагают меняться?

— Я не знаю. Мне сказали только передать.

Хозяйка кивнула.

— Понятно.

Она обернулась к Виталию, дожидавшемуся здесь же, и выразительно на него посмотрела.

— Ничего у неё нет, — отозвался тот.

Хозяйка ещё раз внимательно оглядела Светлану, а потом внезапно приблизилась и приобняла за плечо, будто беря под своё крыло.

— Пойдём, — сказала она, — обговорим.

Светлана не сопротивлялась. Они — по-прежнему в полуобнимку — зашли в дом и прошли в полутёмный зал с огромными книжными шкафами. Здесь, как на какой-нибудь творческой встрече с не особо известным поэтом-песенником, были расставлены несколько пластиковых стульев. На них сидели мужчины и женщины с одним и тем же — будто они близкие родственники — выражением лиц. Родители. Многих из них Светлана помнила.

Миниатюрная брюнетка с собранными в два хвоста — на манер маленькой девочки — волосами подскочила со своего места и, видимо, хотела выбежать навстречу, но хозяйка покачала головой и жестом показала садиться. Маленькая брюнетка упала обратно на свой стул.

— Ну вот и Света с нами, — сказала хозяйка, убирая руку со Светланиного плеча. — У неё роскошные волосы, которые пригодятся нашему делу. Да, Света?

Светлана ответила не сразу. Её загипнотизировала дикая нелепая деталь убранства, казалось бы, совершенно обыкновенного зала в этом обыкновенном барском особнячке. Из ближней стены, зловеще скалясь в свете окружающих её свечей, выступала невыразимо страшная «икона» ночного людоеда — Зимнего Прокурора. Большая кошачья голова Кыши-Кыса смотрела в зал разноцветными — красным и зелёным — глазами со сдержанным интересом. Светлане даже захотелось спросить — а ничего, что мы при нём?..

— Вы наверняка долго спорили, пускать ли меня сюда, — сказала она, наконец оторвавшись от хозяина синих. — Думаете, меня подослали?

— Думаем, — отозвалась маленькая брюнетка.

Аслан посмотрел на неё укоризненно, но та только махнула на него рукой. Хозяйка негромко и нисколько не радостно рассмеялась.

— Это всё равно, — сказала она.

— Почему?

— Потому что время вышло. Тяжко пришлось?

Светлана не знала, что ответить. Она не хотела рассказывать этим людям про суд. Про ночных снегурок. Про тошнотворный свёрток… она против воли покривилась. Эти люди были для неё не свои, они были для неё чужие. Они были только стеной, которая отделяла её от Аньки. Она изо всех сил заставляла себя верить, что так и есть.

— Что ты должна сделать? — подсказала хозяйка.

В голове вспыхнули снегурочьи губы. Томск. Какой Томск? Она должна была ехать в Томск. Это был первый снегурочий день… снегурочья ночь, и тогда ей сказали: Томск. Нужно, чтобы томские… какие ещё томские?.. устроили побег «комитетчикам».

— Они хотели, чтобы я поехала в Томск, — с некоторым удивлением сообщила Светлана.

— В Томск? — поразился Виталий.

— Да-да, в Томск, — с лёгким раздражением поторопила хозяйка. — Тебе дочь-то показали?

Светлана снова вспомнила пакет, и её снова повело. По-моему, хозяйка это заметила. По крайней мере, заметила что-то.

— А потом план поменялся, — будто бы даже против Светланиной воли стали выскакивать слова. Тоже совершенно чужие. — Они сказали, тут родители мутят, матерей Беслана из себя строят. Нужно будет их пощупать.

Слова кончились так же внезапно, как начались.

— Женя предупреждала, — сказал мужик с детским губастым лицом.

Родительский комитет зашуршал и одобрительно загудел.

— Ты думаешь, Женя, они её выбросили, потому что она уже не нужна? — громко спросила маленькая брюнетка, не обращая внимания на новые укоризненные взгляды, которые бросал на неё Аслан.

— Тебе не понравится, Вика, что я думаю, — сказала хозяйка Светлана ещё раз обвела взглядом семерых сидевших перед ней. Ей было их не жалко.

Она запустила руку под куртку, чтобы размять плечо.

— Руки! — внезапно выкрикнула хозяйка.

И тут же Асланова тень, кажется, вопреки любым законам физики, возникла прямо между Светланой и хозяйкой Женей. Она разделилась на несколько, расслоилась на мультипликационные покадровые картинки. Вот Аслан ловит Светланину руку. Вот Светлана кусает и рвёт его лицо. Вот тень Аслана пытается вырвать у Светланы пакет. Пакет? Да, серебристый пакет, который она всё это время держала под курткой.

Как она не хотела его держать! Как она боялась этого пакета! Как она плакала и умоляла! Но синие только смеялись.

— Получишь второй, — пообещала снегурка повыше.

И Светлана сдалась. Она сказала себе, что это просто как пластырь. Что она не станет думать. Что лучше пакет, чем Анюту…

На следующем кадре Аслан отлетал в сторону, а пакет — страшный пакет — падал на пол. Светлана летела вслед за ним.

— Не трогать! — закричала Женя. — Отойдите!

Светлана страшно, по-снегурочьи захохотала-завыла, силясь доползти, дооткрыть.

В этот момент вперёд выскочила маленькая Вика.

— Что там?! — с яростью и ужасом запричитала она.

Ей наперерез выскочила Женя.

— Аслан!

Тень Аслана снова рассекла зал и отбросила Вику назад.

Страшный серебристый пакет всё ещё лежал ничейным.

— Женя, — послышался чей-то ещё голос, — что там у неё?

И снова Аслан с окровавленной щекой заслонил от остальных снегурочью посылку.

— Господи! — завопила Вика. — Женя! Ну открой же! Открой!

Но Женя уже подобрала и спрятала пакет. Под прикрытием кровоточащего Аслана она склонилась над Светланой.

— Ты не виновата, — сказала она без всякого чувства. — Я же предупредила — это уже не поможет. У нас всё готово.

Светлане показалось, что вблизи хозяйское лицо — постаревшее, страшное и растрескавшееся.

Комитет

Пальцекрады

Говорят, человек ко всему привыкает. Можно спать под сирену воздушной тревоги. Приучиться смотреть одним глазом и прыгать на одной ноге. Попробовать на вкус печень соседского сына и ничего не почувствовать.

Можно сагитировать себя, что все, кто против начальства (даже если это начальство ЖЭКа), сами виноваты. А кто их заставлял? А даже если заставляли, что, нельзя было незаметно? Ну а если нельзя, значит, раньше надо было думать! Власть на то и власть, чтобы себя защищать, а как ты хотел? А где по-другому? Ты потише такое вообще-то. О детях подумай.

О детях.