— Да и так ясно, — пробормотал Дэш спустя пару секунд. Злость с привкусом крови разрывала его на части, откликаясь острой болью в разбитой губе каждый раз, когда он пытался усмехнуться, а ужас оттого, что он вполне мог оказаться глухим или мертвым еще лет двенадцать назад, рождал нервную дрожь. Мать действительно виновата в его дрянном детстве. Никакие ее оправдания этого не исправят.

Она нервно вытерла слезы. Ее трясло, шея и лицо пошли красными пятнами.

— Что, не хотела тратить время на приговоренного к смерти? — пробормотал Дэш непослушными губами.

Мать должна была возмутиться или рассердиться, но вместо этого она неожиданно отчетливо заговорила:

— Ты все время спрашивал, что с тобой не так, но с тобой все хорошо. Это со мной все не так. Я не знала, как тебе сказать, что сделать… Мне плевать, что тебе нельзя рассказывать. Теперь плевать! Если тебе навредят, мы с Эштон не станем на них работать!.. Прости, что тебе досталась такая мать. Это несправедливо… Я все делала не так. Вы с Эштон должны защищать друг друга, помогать. Настанет время, когда вы останетесь вдвоем и сможете рассчитывать только друг на друга.

У Дэша в голове вертелись упреки и обвинения, но он не мог заставить себя их произнести сейчас, когда мать рыдала перед ним. Было страшно, а еще рождалась надежда, что не все потеряно, что у них с матерью еще может что-то сложиться. Или нет. Уже поздно что-то исправлять. Мысли метались, порождая горечь.

— Эштон меня презирает, а Эйзел в грош не ставит. Какой теперь смысл?

— Дурак! — плакала Эштон. — Почему ты такой дурак?

Слезы Эштон окончательно обескуражили. Она никогда не плачет. Но сейчас она сидела рядом с ним на песке, виновато улыбалась сквозь слезы и не собиралась мстить за разбитую скулу и выбитое плечо. Для нее это означало высшее проявление любви.

Мать бесшумно глотала слезы и дергалась, словно хотела дотронуться до Дэша, но не могла. Конечно, она ведь никогда этого не делала по-настоящему. Обнимать взрослых незнакомцев тяжело. Дэш отчетливо это осознал, пытаясь совладать с разрывающей душу тоской. Да, эта женщина иногда вызывала у него желание бежать на другой конец света, но она его мать и другой у него уже не будет. Эта чертова стерва — часть его жизни, и она точно знает, чего ему опасаться и кого. Неужели она его даже защищала? Он ведь не глухой. Тоска по настоящей матери рассыпалась о ее слезы, и он не выдержал — перехватил ее прохладные ладони и сжал их. Она судорожно ухватилась за его руки, будто умирающий от жажды путник за кувшин с влагой.

— Мама, что мне делать? Я так не смогу, — пробормотал он в ее ладони.

— Я не знаю, не знаю. Но мы что-нибудь придумаем, — заверила она, сначала несмело дотрагиваясь до его плеча, а потом более уверенно поглаживая по волосам.

Эштон тихо плакала рядом. Дэша разрывало на части от дурацкой несправедливости: почему ты получаешь то, что хотел, слишком поздно, когда почти смирился с недостижимостью. В тот момент он забыл, сколько мучений пережил, его тревоги отступили из-за болезненного облегчения — он жив и не оглушен, — и под неловкими прикосновениями матери. На ее лице застыла сложная смесь эмоций: что-то среднее между радостью, паникой и облегчением. Теперь он понимал ее опасения, причину бесконечных сомнений и колебания. Теперь он понимал ее. Дэш уткнулся ей в плечо, и смог наконец ощутить спокойствие и безопасность.

Мать выпрямилась, на ее лице проступила тревога. Она обернулась к воде, до которой было метров сто, и потянулась к ножнам.

— Эштон! — произнесла она с таким напряжением, что, казалось, оно физически осело на языке.

Эштон тут же среагировала, достала керамбит, поморщившись от боли в плече, и встала, вглядываясь в воду.

Из воды показалась голова. Следом еще одна. И еще. Через несколько секунд на берег вышло около десятка фигур, подсвеченных заходящим солнцем. Прекрасные девы с длинными волосами не смеялись и не плескались в воде, они молча и сосредоточенно шагали, чтобы уничтожить Охотников на русалок.

Мать быстро встала, и они с Эштон обменялись тревожными взглядами.

— Дэш, беги как можно дальше! — прошипела сестра.

Мать быстро сунула ему в руку ключи и коротко сжала пальцы. Дэш попятился и через секунду несся прочь. Распахивая дверь машины, он бросил взгляд на пляж. Мать и сестра потерялись среди темных фигур, несколько двигались к нему, протягивая руки. «Дэш-ш-ш» — шелестел океан. Внутри него бился страх за мать и сестру, но вряд ли он сможет им помочь — неопытный новичок с уязвимостью. Он забрался в машину и захлопнул дверь. Две твари отделились от группы и теперь шагали по песку прямо к нему.

* В западной историографии Александр Македонский зовется Александром Великим

** Такая способность называется эвригалинность.

*** Нож керамбит создан для решения только одной задачи — убийства противника. Керамбит оснащен серповидным клинком с внутренней заточкой.

Глава 13. Беззаботная тяжесть бытия

Без горечи жизнь вообще

была бы непереносима.

Жан Ренар

Самое опасное, что с тобой может случиться, говорил, Дэш, это когда захлестывает чувство собственного могущества, когда кажется, что ты точно знаешь, что и кому делать, и считаешь себя спасителем. Так вот если тебе кажется, что твои интересы и интересы твоего подопечного совпадают, то знай: кто-то из вас ошибается. Ты думаешь, что обладаешь истиной и стремишься контролировать окружающих, но это делает только хуже, ты лишь отнимаешь свободу у того, кому желаешь счастья. А что же дальше? Никто не извлекает уроки из своих ошибок.

Так кто же прав? Тот, кто действует из лучших побуждений, разрушая при этом все вокруг? Или тот, кто сохраняет и приумножает во вред? Я не знаю ответа на эти вопросы.

Так и Дэш, столкнувшись с необычной русалкой, считал себя правым, потому что его мать, сестра и босс всегда знали, что делать. По крайней мере так считал Дэш.

Октябрь 1999

Она снова пришла к нему во сне — та самая девушка с родинками в форме полумесяца на щеке. Сегодня в ее взгляде притаилось ожидание, а цветы на платье были тюльпанами. Она заглянула в глаза и протянула ладонь. На ней лежал лист бумаги, но, прежде чем Дэш успел его взять, листок взлетел, будто влекомый ветерком, и исчез, затерявшись в зыбкой вселенной сна. Девушка виновато улыбнулась, но стыдно и тошно стало как обычно Дэшу. Он попытался дотронуться