он сам, если бы шериф его забрала, то обязана была бы сказать, иначе это настоящая кража.

Фиби подтянула колени к подбородку, обхватила их руками и замерла. До Дэша донесся ее тихий вздох. Они посидели в тишине, слушая лес, а Дэш размышлял, как русалка умудряется ходить по земле босиком и не ранить ноги.

— Верни мне… — он кашлянул, чтобы избавиться от хрипотцы в голосе, — … воспоминания о потерянном дне.

Фиби будто вышла из оцепенения, коротко пожала плечами, качнула головой.

— Ты сам предпочел забыть. Я забрала только боль.

— Хорошо, тогда верни боль.

Она вскинула удивленный взгляд, словно он предложил слетать до луны и обратно.

— Ее больше нет.

— Что это значит? Где она?

— Растворилась.

— В воде?

— В воде. В небе. В деревьях. Во всем. — Фиби раскинула руки, будто обнимая мир и демонстрируя это «всё». Жест получился настолько изящный, что Дэш невольно засмотрелся, и не только на это. Фиби излучала какой-то необъяснимый вид энергии, что-то яростное и сексуальное, пугающее и притягивающее одновременно.

Ее объяснений Дэш определенно не понимал, но очень старался. Какая-то ерунда выходила. Она, получается, вообще не причастна к его амнезии?

Рысенок подбежал к ее вытянутой руке, ткнулся мордочкой в ладошку и лизнул. Фиби схватила его в охапку и прижала к животу. Котенок размером почти с половину нее радостно заурчал и извернулся животом кверху.

— Погоди, ты же говорила, что можешь вернуть память братьям Памми, и они вспомнят, что вовсе не стреляли на моей земле. А мне мои чувства вернуть не можешь? Как так?

— Потому что это совершенно разные вещи! — возмутилась Фиби. — Братьев Памми я попросила, они и забыли. Захочу — попрошу обратно. Ты забыл сам, я ни при чем, что тут непонятного? А боль просто растворилась. Я же не могу носить ее в себе!

— В себе? Ага! То есть…

— Почему тебе не нравится Энори? — спросила Фиби, щекоча рысенку живот. Тот млел и мурлыкал.

— Энори?

— Скажи же, она классная? — Фиби чесала мягкий живот и теребила довольную морду. — Какая ты красивая, просто суперкошка, такая милаха…

Ее пальцы прошлись по пасти всего в нескольких сантиметрах от клыков, и кошка позволяла ей так с собой обращаться, казалось, она улыбается, прикрыв глаза. Руки у Фиби были загорелые, с тонкими пальцами, они играли шерстью, то зарываясь глубоко в светлую подпушку, то снова выныривали, обнимали и гладили. Рысь явно была безоговорочно счастлива, доверчиво млея в ее руках, подставляя то один пестрый бок, то другой.

— Самая лучшая, правда? — Фиби потеребила рысенка за ушами, та чихнула и замурлыкала громче. — Только посмотри, какие у нее усы. Какие у тебя усы! А какие уши! А глазищи!.. Скажи, она красивая?

Фиби подняла требовательный взгляд. Сейчас, с мокрыми волосами, она снова напоминала кошку: высокие скулы и чуть раскосые серо-голубые глаза придавали ей сходство с пумой, с непредсказуемой и завораживающей хищницей. Кошек нельзя приручить, они гуляют сами по себе.

В пытливом и лукавом взгляде снова плескалась вода, колыхалась подводная трава, проплывали косяки рыб, струились течения.

— Скажи же, она красивая! — настаивала Фиби.

— Очень красивая, — честно ответил он и прокашлялся. — Расскажи, что мы делали в тот день. Может, я вспомню.

Фиби замотала головой, оживилась.

— Расскажу сказку про озерного духа. Это интереснее. Его зовут Нуэли. Я сама имя придумала. Скажи, такое есть? А как тебе имя Энори? Это я тоже сама придумала.

— Погоди. Ты просила Генри выполнять поручения. Почему не просишь меня? Ты ведь понимаешь, что можешь?

Дэшу показалось, что она замешкалась, словно хотела что-то сказать, но передумала, или будто пыталась о чем-то умолчать, или вообще выдумать на ходу. Ее явно разрывали противоречия, и Дэш машинально протянул руку, чтобы заранее удержать импульсивную русалку, но она не стала ждать — вскочила и произнесла уже на ходу:

— Мы с Энори охотились, а потом ты начал шуметь на весь лес, распугал добычу. Придется пока погулять.

Это когда он добычу распугал? Когда шел сюда? А ему казалось, что он двигался неслышно. Она ринулась в лес, и рысенок поскакал за ней.

Дэшу пришла в голову странная мысль: Фиби не любит отвечать на вопросы, прямо как его мать.

Он пошел за ними, но быстро потерял их из виду. Везде был только лес, птичье пение и зыбкий солнечный свет. Дэш углядел в просвете озеро и шагнул к нему, но тут его поймала твердая рука и потянула на землю.

— Энори есть хочет. Прекрати шуметь! — возмущенно прошептала Фиби.

Она притаилась под кустом, поэтому Дэш ее не заметил даже в синей футболке. Он присел рядом с ней, пытаясь высмотреть Энори.

— А где?..

Фиби приложила палец к губам и ткнула куда-то вправо. Дэш ничего, кроме вездесущей зелени, не увидел, но Фиби явно видела и ждала, чем все закончится, сидела на коленках, закусив губу и чуть нахмурив брови. Она чуть подалась вперед, будто готовилась бежать в любую секунду, лохматая прядь свисала на лицо, а из волос, струящихся по спине, торчали листики и хвоинки. Еще одна загадка озерной русалки: как она умудряется ходить по лесу с длинными распущенными волосами и не цепляться за ветки?

— Ну вот! — Она подскочила, вильнув бедром в облегающей футболке прямо у него перед носом, и недовольно уставилась на заросли. — Энори убежала. Ладно, пойдем. — Не дожидаясь, она решительно зашагала по траве, и Дэш пытался не отставать. — А что из еды тебе нравится? — спросила Фиби спустя пару минут.

— Ну… — От ее вопроса Дэш растерялся, но на ум невольно пришли семейные обеды и ужины, вспомнились разговоры за столом. — Ризотто с шафраном, шоколадный флан, паннакота и инжирное мороженое.

— Что? — Фиби взглянула на него расширенными от удивления глазами и попыталась сдержать смех, но не смогла: захохотала и тут же зажала рот рукой, чтобы не шуметь. — Нет таких слов. Ты все выдумываешь.

Дэш усмехнулся. Он почувствовал себя напыщенным идиотом.

— Ладно, я люблю пиццу. А ты?

— Груши.

— Груши? — Он удивился. Отчего-то он думал, что она скажет что-то рыбное.

— Я их ела всего один раз. Они сладко-горькие. Никогда не пробовала ничего вкуснее. — Глаза у нее засветились от восторга, и она раскинула руки, словно от радости обнимала весь мир. Но уже спустя секунду огорчилась: — Здесь груши не растут, — и снова оживилась, — зато в моих сказках растут повсюду. О! — Фиби распахнула глаза от пришедшей в голову мысли: — Ты же писатель! Давай я расскажу тебе свои сказки, а ты их запишешь! У меня никак не получается подружиться с бумагой