Простынка тут же нашлась, в предбаннике, да не одна, а целая стопка.

Одну Вадим тотчас же повязал на себя так, как это сделал Герц, наподобие греческой туники.

Сполоснул бритву, взял в правую руку, сверху накинул вторую простыню, предварительно развернув её в четверть.

Выйдя из бани, Вадим деревянной походкой направился к посту консьержа.

С нормальной человечьей пластикой пока что были проблемы: фантомное посмертное одеревенение сковывало всё тело, движения получались дёргаными и рваными.

Зря, наверно, побежал сразу, надо было посидеть немного, прийти в себя.

– Ты чё забыл, рыжик? – Консьерж смотрел с сочувствием, во взгляде – ни подозрения, ни насторожённости.

– Хотел… вещи… взять… – в три приёма выдавил Вадим. – Кое… какие…

Получилось вроде ничего, хоть и раздельно.

– Вещи твои у Герца, – пожал плечами консьерж. – Да ты не стесняйся, Акушера напряги – он тебе всё махом добудет.

– У него… этого… нет… А это что?

Вот этот последний вопрос уже получился слитно.

В этот момент Вадим приблизился к посту консьержа и ткнул пальцем в сторону оружейки.

Древний затасканный приём.

В тысячу раз древнее золингеновского клинка.

– Где?

Консьерж, повинуясь извечному человечьему тугодумству, повернул голову к оружейке и на мгновение выпустил Вадима из поля зрения.

– Шшша…

Бритва перехватила горло с хищным шипением.

Она как будто бы радовалась.

Плеснуло кровью; громко булькнув, консьерж схватился за шею и с безразмерным изумлением во взоре сполз к ногам Вадима.

Взяв с поста ключи, Вадим отпер решётку, забрал оба своих автомата и завернул в окровавленную простыню запасные магазины. Кто-то заботливо выложил их из карманов вещмешка, прежде чем тащить его к Герцу.

Спасибо, это очень кстати.

– Это тоже мои вещи, – почти нормальным голосом сообщил Вадим умирающему консьержу и, бестрепетно наступив в расплывающуюся лужу крови, пошёл обратно в баню.

Здесь он быстро подготовился: опять смыл с себя кровь, сполоснул верную бритву, попробовал на запястье, не надо ли подправить.

Нет, отменная сталь прекрасно перенесла две перерезанные глотки, волоски с запястья облетели от одного мимолётного прикосновения.

Зарядив оба автомата, Вадим повесил один на грудь, второй за спину и накинул сверху две расправленные простыни в виде плаща.

Бритву взял в правую руку, упрятав её за отворотом простыни.

Затем он покинул баню и направился в «правительственный» коридор.

Так, уже полегче. Уже можно свободно дышать и конструктивно соображать.

Пластика постепенно возвращается, злоба уже не мешает двигаться и говорить, градус несколько упал, теперь это больше похоже на боевую злость, что как минимум не мешает работать, а порой и помогает, нивелируя моральные дилеммы, свойственные обычному человеку, который не является прирождённым убийцей или опытным воином…

– Рыжик с Акушером! – чуть ли не радостным голосом доложил Вадим, нажал клавишу переговорного устройства у двери в приёмную.

Дверь с шипением распахнулась.

Вадим шагнул в приёмную, мгновенно оценив обстановку…

Один сидит на диване, второй стоит подальше, у стола, едва успел убрать руку от пульта.

Обоим до оружейки как минимум четыре шага.

– А где Акушер? – спросил тот, что на диване.

– В Мортуарии[5], – Вадим спокойным шагом двинулся к дивану и левой рукой ткнул в направлении оружейки. – А почему у вас дверь открыта?

Древний избитый приём.

Древнее золингеновского клинка в тысячу раз.

Оба мужлана уставились на дверь, за малым временем так и не успев оценить странную угловатость «плаща» рыжика-неофита.

– Шшша!

Бритва с шипением атакующей кобры перехватила глотку того, что сидел на диване.

Вадим откинул плащ и направил автомат на того, что застыл у стола.

– Молчи и будешь жить. Иди к двери, – и показал стволом, к какой именно.

Мужлан на автомат не реагировал: он, не отрываясь, смотрел на агонизирующего напарника.

В глазах атлета застыл ужас. Похоже, его буквально заморозило от неожиданности и страха.

– Что за телячьи нежности? – тихо возмутился Вадим. – Ты только что сломал мне шею. Мне, лично, ты понял? И, как видишь, я не шибко переживаю по этому поводу. Ну и какое тебе дело до чужой перерезанной глотки?

– Ты… – стал оттаивать мужлан. – Ты не ры…

– Да, я не рыжик. И ты мне на хрен не нужен, я пришёл за Герцем, – оборвал его Вадим. – Пошёл к двери. Третий раз повторять не буду.

Взгляд мужлана с тоской метнулся к оружейке.

– Далеко, – оценил Вадим. – Пока добежишь. Пока откроешь… Чего ждём?

Мужлан нервно сглотнул и медленно, на негнущихся ногах приблизился к двери в кабинет.

– На колени.

– Что?

– На колени встал.

По-киношному, конечно, но других вариантов обезопасить себя от могучего атлета Вадим просто не знал. Что видел в фильмах, то и делал сейчас.

Мужлан опустился на колени.

– Ноги скрести.

– Что… ноги?

– Не тупи, тормоз, пристрелю!

– Как скрестить?!

– Правую ногу положи на левую, чтобы носок ботинка с другой стороны был. Ага, вот так. Левую руку на пол. Дальше. Ещё дальше… Хорошо, замри.

Вадим подошёл к мужлану и приставил ствол к его голове.

Тот всё время косился назад, туда, где оплывал кровью его товарищ.

– Не смотри туда. Смотри прямо перед собой. Да, вот так… Сейчас нажмёшь на клавишу и скажешь «Акушер с рыжиком». Повтори.

– Рыжик… с Акушером… – дрожащим голосом повторил мужлан.

– Слушай, ты же такой крутой перец, шеи ломаешь, как спички… – зловеще прошептал Вадим. – Прекрати трястись. Если ты не возьмёшь себя в руки, я пристрелю тебя прямо сейчас и сам скажу всё, что надо. Давай, ещё разок. Только не «рыжик с Акушером», а «Акушер с рыжиком». Запутаешься – убью.

Мужлан повторил «пароль» трижды, прежде чем получилось более-менее приемлемо.

– Пойдёт, – одобрил Вадим. – Жми клавишу. Говори.

– Акушер с рыжиком, – доложил мужлан, нажав клавишу пульта у двери в кабинет.