Пауэрскорт замолчал. Старший инспектор продолжал строчить в своем блокноте. У Сомервилла был такой вид, будто он готов перепрыгнуть через стол и прихлопнуть детектива на месте.

— И что? Это все, что у вас есть? — прошипел казначей. — Да кто вы такие? Третьесортный ирландский лордик и какой-то бывший констебль!

Сомервилл стукнул кулаком по столу. Пауэрскорт спокойно смотрел на него.

— Нет, господин казначей. Не все. У нас имеется еще кое-что, и мы порадуем вас продолжением. До сих пор речь шла о финансах. Пришло время сказать об убийствах. Убийствах Александра Донтси и Вудфорда Стюарта. Стюарт стал бенчером за два месяца до Донтси. Эти двое были очень дружны. Они не раз вместе выступали на процессах о крупных аферах и хищениях. Донтси был одним из немногих адвокатов, чей острый ум ценили в финансовых кругах Сити; с его смертью обвинение на процессе Панкноула много потеряло. Короче говоря, Донтси прекрасно разбирался в учетной документации. Я уверен, что он обнаружил ряд нарушений в системе денежных операций Куинза. Он говорил жене о том, что его беспокоят счета, он сказал коллеге, что бухгалтерия ведется «не по правилам». Незадолго до своей смерти Донтси навестил бывшего эконома Куинза и поинтересовался стипендиями неимущим студентам. Он явно шел по следу. А за несколько дней до смерти Донтси встречался с вами, господин казначей. Он приходил к вам вместе со Стюартом и, как я полагаю, угрожал предать ваши махинации огласке. У Александра Донтси были свои слабости, но недостатком смелости он не страдал. Ваш гнев, ваш крик не произвели на него впечатления. И тогда вы его убили. А Вудфорда Стюарта, которого не было на банкете, вы застрелили позже. По-видимому, спрятали его труп в своих личных апартаментах этажом выше, а потом ночью перенесли к церкви в Темпле. Я говорил сегодня о первом, втором, третьем, четвертом подозреваемом. Вы, господин казначей, — пятый. И я пришел к выводу, что те четверо невиновны. Единственный убийца — вы.

Бартон Сомервилл зарычал. Прекратив писать, он, словно копьем, прицелился ручкой прямо в сердце Пауэрскорту.

— Бред! — заорал он, брызгая слюной. — Вы никогда не сможете это доказать! В жизни не встречал такой некомпетентности в уголовном следствии! Эй, вы, — рявкнул он старшему инспектору, — а о вашем безобразном поведении я доложу министру внутренних дел!

— Вы, кажется, уже обращались к комиссару полиции, — сказал Бичем, — и из этого ничего не вышло. Не думаю, что теперь вам повезет больше.

Бичем и Пауэрскорт договорились, что будут с казначеем безупречно вежливы, во всяком случае, до тех пор, пока он не вынудит их к жестким действиям.

— А вы, Пауэрскорт, ваше «расследование» это просто дикая, наглая ложь! Я позабочусь о том, чтобы все узнали: вы не детектив, а шарлатан, выдвигающий вздорные обвинения без малейших доказательств!

— Ошибаетесь, господин казначей, — широко улыбнулся Пауэрскорт, зная, что это еще больше разъярит Сомервилла. — Доказательств у нас предостаточно. Цифры не лгут, ваши собственные записи не лгут, завещания не лгут. Лгут только весьма преуспевшие в этом занятии почтенные адвокаты.

— Да как вы смеете! — взвился Сомервилл и так треснул кулаком по столу, что чуть не вывихнул себе запястье. — Это клевета! Черт подери, за эту злостную клевету я привлеку вас к суду!

— Боюсь, господин казначей, — ласково поправил его Пауэрскорт, — что на скамье подсудимых скорее окажетесь вы. И намечается еще одно событие, о котором вас следует поставить в известность. — Детектив бросил быстрый взгляд на старшего инспектора: «поставить вас в известность» было у них условной фразой. — Сегодня утром я взял на себя смелость переговорить с Максвеллом Керком, бенчером и главой конторы, в которой работал покойный Донтси. Я показал ему цифры, только цифры, и не сказал ни слова об убийствах, но мне показалось, что у него возникли подозрения, не зря же он сейчас представляет сторону обвинения на процессе по делу Панкноула. Максвелл Керк потрясен. Он намерен завтра же созвать общее собрание членов Куинза и рассказать о том, что вы тут вытворяли последние двадцать лет. Керк понятия не имел, что деньги, которые он получал как бенчер, замараны подлым воровством. Полагаю, он будет добиваться резолюции, согласно которой вас попросят уйти в отставку добровольно, не дожидаясь увольнения с лишением адвокатской лицензии. К концу его выступления у вас не останется ни одного союзника.

— Он не сможет! Вам не удастся! Я запрещаю это собрание! Его нельзя созывать без моего разрешения! А вы еще за все заплатите, Пауэрскорт, попомните мои слова — вы очень дорого заплатите! Керк предатель! Не будет этого собрания!

— Уверяю вас, господин казначей, собрание состоится, — вступил разговор следователь Бичем. — А вот вас здесь завтра действительно не будет.

Старший инспектор встал и, подойдя к двери, вызвал сержанта и констебля, которые ждали в приемной.

— Бартон Обадья Сомервилл, вы арестованы по подозрению в убийстве Александра Донтси и Вудфорда Стюарта. Обязан предупредить: все, сказанное вами, может быть использовано против вас. Сержант, уведите его!

Пауэрскорт увидел, что стеллаж горгоны, где хранились папки со «специальными» счетами, пуст. Громкий топот за дверью, который они слышали во время разговора с Сомервиллом, означал, что полицейские приходили изъять вещественные доказательства. Сомервилл продолжал вопить. «Дорого, дорого еще заплатите, Пауэрскорт!» — несколько раз прокричал он, пока его вели вниз и выводили через черный ход. Горгона куда-то исчезла, видимо, сбежала в другое логово.

— Будьте осторожны, лорд Пауэрскорт, — сказал детективу Бичем, когда они прощались у подъезда. — Не думаю, что этим все закончится. Но как же здорово вы отделали подлеца!

— Да уж, надеюсь, настроение я ему подпортил, — усмехнулся Пауэрскорт. — Перспектива позорного провала на выборах теперь не даст ему ни секунды покоя.

Когда Сомервилла увозили в тюрьму, уже издалека донесся обрывок его угрозы: «…за все заплатите, Пауэрскорт!»

Часть полицейских из следственной бригады Бичема еще оставалась на территории Куинза, но никто из них не заметил, что лорд Фрэнсис Пауэрскорт отправился домой не один. Выскользнув из-за строжки привратника, за ним последовал коренастый мужчина с темной бородой. И всю дорогу, держась ярдах в ста позади детектива, этот человек то и дело поглаживал правый карман, будто хотел удостовериться, что некий чрезвычайно нужный предмет при нем.

Детектив медленно шагал к Манчестер-сквер. Надо же, какой лютой ненавистью воспылал к нему Сомервилл! Причем теперь он злился именно на него, Пауэрскорта, а о старшем инспекторе Бичеме, который так раздражал его поначалу, похоже, вообще забыл.

«Может, хоть картины помогут мне отвлечься», — подумал Пауэрскорт, проходя мимо Собрания Уоллес — музей располагался почти напротив его дома. Было без четверти пять, до закрытия музея оставалось еще больше часа, однако хранитель, бренча висевшей на его поясе огромной связкой ключей, уже обходил залы. Пауэрскорт проскользнул в бывшую гостиную хозяйки дома и остановился перед великолепным холстом Поля Делароша «Барка кардинала Ришелье на Роне». По водам Роны величаво скользила барка кардинала Ришелье; в прибуксированной сзади лодке, под охраной солдат с алебардами теснилась группа арестованных дворян-заговорщиков. Умирающий Ришелье все-таки вез на казнь в Лион своих врагов. Судно фактического правителя Франции было украшено алыми шелками, с борта свисал роскошный восточный ковер. Художника особенно занимала игра красок, отраженная в реке кардинальская, воистину султанская, роскошь.