— Еще она сказала, что видела, как вы шарили глазами по сторонам во время классных заданий.

— Итак, по сути, она может заявить, что я жульничала, и не предъявить никаких доказательств?

— Мне не нравится ваш тон, мисс Дайер.

— Тогда, наверное, это взаимно, — сказала я, не успев удержаться.

Доктор Кан медленно приподнял брови. Когда он заговорил, голос его был ровным, и это приводило в бешенство:

— Леона Моралес работает учительницей больше двадцати лет. Она строгая, но честная — я могу пересчитать по пальцам одной руки те случаи, когда на нее жаловались ученики.

Я перебила:

— Они слишком боятся, чтобы что-нибудь гово…

— С другой стороны, вы, — продолжал доктор Кан, — вы здесь всего-навсего несколько недель, и множество раз опаздывали на занятия, а нынче утром нагрубили учителю истории (да, я слышал об этом), а еще добились того, что вас вышвырнули из класса мисс Моралес после того, как вы учинили там настоящий бедлам. Кому из вас двоих вы бы поверили?

Я в буквальном смысле слова увидела красное. Я так отчаянно пыталась не завопить, что, когда заговорила, мой голос походил на шепот:

— Просто… Просто послушайте. Есть запись моего экзамена. Я приведу человека, у которого она хранится. Мы проиграем ее. Мисс Моралес может…

Доктор Кан перебил меня, даже не потрудившись снять со стола скрещенные в лодыжках ноги:

— Вот что я вам скажу. Позже я вызову мисс Моралес и снова все это с ней изучу. Я дам вам знать, каким будет окончательное решение.

Тьма кружилась в моем мозгу, время замедлило бег, вовсе ползло. Я встала со стула, опрокинув его, но мои руки слишком дрожали, чтобы я его подняла. Все это было… Все это было безмерно нечестным. Я начинала терять над собой контроль. Распахнув дверь директорского кабинета, я услышала, как она врезалась в дверной ограничитель и отскочила. Мне было плевать. Ноги мои были словно из стали, когда я добралась до класса испанского. Мне хотелось истоптать траву в пыль. Моралес все сойдет с рук. Я надеялась, что она подавится своим лживым языком. И с ошеломляющей ясностью увидела, как это происходит. Ее глаза выпучились, она, шатаясь, пошла по пустому классу, засовывая костлявые пальцы в рот, пытаясь понять, что случилось. Она посинела и издала забавный кашляющий звук. Трудно лгать, когда не можешь говорить.

Мне хотелось посмотреть ей в лицо. Мне хотелось плюнуть ей в глаз. Но, взлетая по лестнице в класс, я знала, что никогда не осуществлю своего желания. Но я буду ее проклинать. Я завернула за угол и одолела последние несколько шагов до класса, обдумывая, какие эпитеты мне хотелось бы бросить в лицо Моралес. Сегодняшнее занятие испанского должно было начаться с пары слов на букву С.

Когда я с разгону остановилась у дверного проема, в классной комнате не было никого, кроме Джуда. Он распростерся на полу, бледный от пыли. На нем лежала огромная деревянная балка, и я увидела щепки, воткнувшиеся в его кожу. Тело его было все в крови, струйка ее текла изо рта. Это делало его слегка похожим на Джокера[69]из «Бэтмена».

Я моргнула.

Это больше не было трупом Джуда. Это поганец-фермер, издевавшийся над Мэйбл, лежал на полу, часть его головы превратилась в кровавое месиво, нога согнулась под странным углом. Как у провинциальной балерины. Линолеум превратился в землю, мухи забились в его раны.

Я снова моргнула.

Он исчез. На его месте была Моралес. Она лежала на полу, и лицо ее было скорее фиолетовым, чем синим. Оказывается, не зря я изучала основные цвета во втором классе школы. Красный плюс синий равняются фиолетовому, а Моралес всегда была краснолицей. Ей-богу, она теперь напоминала девочку-чернику из «Вилли Вонки».[70]

Я склонила голову к плечу и заморгала на труп с выпученными глазами, лежащий на застланном линолеумом полу. Я была уверена, что он исчезнет, как и остальные, если я отведу взгляд. Поэтому так и сделала.

Когда я снова посмотрела, он все еще был там.

Следующие пять секунд ощущались как пять часов. Прозвенел второй звонок, и мимо меня протиснулась светловолосая девочка по имени Вера, тащившая за собой школьного инспектора. Вера плакала. Хм-м.

— Когда я сюда вошла, она давилась, но я не знала, что делать!

От плача из носа Веры выдулся пузырь, и сопли потекли по губам. Гадость.

— Все назад! — закричала миссис Коннолли, школьный инспектор.

В дверном проеме теснились перепуганные ученики.

Я услышала звук сирен, и вскоре медики «Скорой помощи» и полицейские оттеснили учеников в сторону и возле двери класса образовалось пустое пространство. Люди плакали, пихались и вообще раздражали меня, поэтому я подалась назад, выбравшись из толпы. Перепрыгивая через две ступеньки, я бежала по лестнице, пока не оказалась на земле. Я не обедала. Я умирала с голоду, у меня кружилась голова, минувшей ночью я не спала. И, господи, помоги мне, всего этого не может происходить. Принимала ли я утром таблетки? Я не могла этого припомнить.

Спотыкаясь, я вышла из-под арки на просторную зеленую лужайку. Солнце слепило глаза, и мне захотелось его стукнуть. При мысли об этом я невольно захихикала. Потом хихиканье перешло в смех. Вскоре я уже смеялась так, что слезы струились по лицу. Чувствуя на шее влагу, задыхаясь, я упала на землю под деревом в углу кампуса. Безумно смеясь, я корчилась на траве и хваталась за бока, потому что они болели, проклятье, но все это было просто смешно!

Невесть откуда появилась рука, которая схватила меня за плечо и усадила. Я посмотрела вверх.

— Мара Дайер, так? — спросил детектив Гадсен.

Тон его был пытливым и ровным, но глаза — недружелюбными. Какое-то движение позади него привлекло мое внимание. В поле моего зрения появился Ной; увидев, с кем я говорю, он остановился. Я уставилась на свои ноги.

— Как собака? — спросил детектив.

Все, что я смогла сделать, — это не вскинуть потрясенно глаза. Я повернула голову, и волосы занавесом упали на мое лицо. Лучше укрыться, моя дорогая.

— Какая собака?

— Забавно, — сказал детектив. — Собака, из-за которой вы звонили в службу по отлову животных несколько недель тому назад. После того как я с вами поговорил, она просто взяла и исчезла.

— Забавно, — отозвалась я, хотя это не было забавным. Совершенно.