— Он размышляет над этим. Он хороший парень, — негромко проговорил отец, а мама со стуком открыла буфет.

Даниэль поманил меня к себе.

— Послушай, — прошептал он. — Мы сейчас войдем, и ты будешь вести себя так, как будто это лучший день в твоей жизни. Не говори ничего о Моралес, хорошо? Я справлюсь с этим.

У меня даже не было шанса ответить, прежде чем Даниэль одним чересчур сильным движением закрыл за нами дверь. Наверное, стук услышали даже в Броварде.

Мама высунула голову из кухни.

— Привет, ребята! — слишком жизнерадостно сказала она.

— Привет, мама, — ответила я с фальшивой улыбкой.

Меня подташнивало, я была расстроена и чувствовала себя виноватой. И мне было трудно смириться с тем, что такова моя жизнь.

Мы вошли на кухню и увидели, что отец сидит за столом. Вокруг его глаз появились темные круги, он выглядел более худым, чем обычно.

— Ну, разве это не мои давно пропавшие дети? — с улыбкой сказал он.

Я вытерла влажный лоб и подошла, чтобы поцеловать его в щеку.

— Как прошел день, малышка?

Даниэль кинул на меня через плечо многозначительный взгляд.

— Отлично! — заявила я с преувеличенно большим энтузиазмом.

— Мара помогала мне подготовиться к вечеринке-сюрпризу в честь Софи, — сказал Даниэль, открыв холодильник.

О?

— О? — сказала мама. — Когда праздник?

Даниэль вытащил яблоко.

— Сегодня вечером, — сказал он, откусив кусок. — Мы отправляемся через пару часов. У вас есть какие-нибудь планы?

Мама покачала головой.

— Где Джозеф? — спросила я.

— У приятеля, — ответила мама.

Я открыла было рот предложить, чтобы родители куда-нибудь выбрались, но Даниэль меня в этом опередил.

Мама посмотрела на отца.

— Думаю, ваш папа порядком занят.

Папа взглянул на нее. В его взгляде была тысяча непроизнесенных слов.

— Наверное, мне не помешал бы свободный вечер.

— Чудесно, — сказал Даниэль. — Ты его заслужил. Мы с Марой собираемся еще кое-что распланировать, а потом я ненадолго прикорну перед вечеринкой.

Господи, я могла бы прямо сейчас расцеловать Даниэля.

— И я тоже, — сказала я, следуя его наводке.

Я клюнула маму в щеку и быстро повернулась, прежде чем та успела заметить, что я в поту. Потом направилась к своей комнате.

— Итак, вы настроились на сегодняшний вечер? — крикнула мама вдогонку.

— Ага! — ответил Даниэль.

Я кивнула и помахала, не оборачиваясь, прежде чем завернуть за угол коридора.

За углом мы с Даниэлем встретились.

— Даниэль…

Он поднял руки.

— Не за что. Просто… Расслабься, хорошо? У тебя такой вид, будто тебя сейчас стошнит.

— Думаешь, они купились?

— Да. Ты хорошо справилась.

— Но как же дело папы? Он не может его бросить, не может бросить из-за меня…

Я с трудом сглотнула и попыталась вернуть себе душевное равновесие.

— Завтра, до того, как появится Ной, я подниму шум до небес, мол, ты отлично справляешься. Как сильно ты помогла на вечеринке.

— Ты удивительный. Правда.

— Я тоже тебя люблю, сестренка. Иди ложись.

Мы с Даниэлем направились к своим комнатам. Уже стемнело, и волоски поднялись у меня на загривке, когда я проходила мимо семейных фотографий. Я повернула в другую сторону, к стеклянным дверям, выходившим на задний двор. В коридоре были включены лампы, отчего темнота снаружи казалась непроницаемой. И, странно, всякий раз, когда я приближалась к стеклу, меня охватывало чувство, что там кто-то есть, прямо там, снаружи: нечто крадущееся, нечто жуткое, нечто… Нет. Ничего. Ничего там нет.

Я добралась до своей комнаты и метнулась к столу, на котором стоял пузырек с «Зипрексой». Спустя неделю мама доверяла мне настолько, что оставляла пузырек в моей комнате. Я не помнила, принимала ли я нынче утром лекарство. Наверное, нет. Вот откуда вся эта история с Моралес — то, что она умерла, было простым совпадением. Подавилась. Совпадение.

Я вытряхнула таблетку на трясущуюся ладонь, швырнула в глотку и проглотила без воды. Она прошла по пищеводу медленно, болезненно, оставив горький привкус на языке.

Я скинула обувь и, забравшись в постель, зарылась лицом с прохладные хлопковые простыни.

Когда я проснулась, было далеко за полночь — второй раз в жизни я проснулась из-за того, что кто-то колотил в окно моей комнаты.

Меня охватило ощущение дежавю, словно влажное шерстяное одеяло, колючее и неудобное. Сколько раз мне еще предстояло это пережить?

Шагнув с кровати, я вслепую, нервничая, прокралась к окну. Сердце мое прыгнуло в глотку, когда я открыла жалюзи, приготовившись увидеть лицо Джуда.

Но это кулак Ноя замер, не постучав еще раз.

На нем была потрепанная бейсболка с надвинутым на глаза козырьком, и я не могла хорошенько разглядеть его лицо, видела только, какое оно измученное. И сердитое.

Я раздвинула жалюзи, открыла окно, и в комнату рванулся теплый воздух.

— Где Джозеф? — немедленно спросил Ной с ноткой паники в голосе.

Я потерла ноющий лоб.

— В доме приятеля, он…

— Его там нет, — сказал Ной. — Одевайся. Мы должны идти. Сейчас же.

Я попыталась привести мысли в порядок. Паника еще не началась.

— Если его там нет, мы должны рассказать родите…

— Мара. Послушай меня, потому что я скажу это только один раз.

У меня пересохло во рту, и я облизнула губы, ожидая, пока он договорит.

— Мы отправляемся на поиски Джозефа. У нас мало времени. Мне нужно, чтобы ты доверилась мне.

В голове моей был туман из-за прерванного сна и недоумения. Я не смогла сформулировать вопрос, который мне хотелось задать. Может, потому что все это было не по-настоящему. Может, потому что я спала.

— Торопись, — сказал Ной, и я заторопилась.

Я натянула джинсы и футболку, но ушибла палец, когда обувалась. Тот запульсировал болью, и я сдержала шквал проклятий, которые мне хотелось прокричать. Я посмотрела на Ноя, но он глядел в другую сторону, туда, где на улице горел фонарь. Он жевал изнутри щеку; челюсти его были напряжены. В выражении его лица было нечто опасное. Готовое взорваться.

Одевшись, я положила ладони на подоконник и выпрыгнула на влажную траву. Покачнулась, потеряв равновесие. Ной потянулся, на мгновение поддержал меня, потом поспешил вперед. Мне пришлось пуститься вприпрыжку, чтобы его догнать. Набухший влагой воздух толкал меня в грудь, и я догнала Ноя не без труда.