Сестра провела меня в кабинет и показала на обтянутую винилом скамью, забросанную медицинскими бумагами. Я села, но шелест и поскрипывание меня раздражали. Через несколько минут вошла врач, чтобы меня осмотреть.

— Мара? — спросила она, читая бумаги на планшете. Потом встретилась со мной глазами и протянула руку. — Я доктор Эверетт. Как самочувствие?

— Отлично, — ответила я, показывая ей руку.

— Вы меняли повязки каждые два дня?

Не-а.

— Угу.

— Сильно болит?

— Вообще-то я почти не замечаю боли.

Доктор приподняла брови.

— Я была слишком занята экзаменами и школьными делами, — объяснила я.

— Отвлечение на что-то может послужить хорошим лекарством. Хорошо, Мара, давайте посмотрим.

Сперва она размотала бинт на моем локте, потом спустилась к предплечью. Она сморщила лоб и поджала губы, разматывая повязку все больше и больше, обнажая бледную, нетронутую кожу. Доктор сверилась со своими записями.

— Когда это произошло?

— Две недели назад.

— Хм-м. Врач «Скорой помощи», должно быть, ошибся. Наверное, интерн, — обращаясь к самой себе, сказала доктор.

— Что? — переспросила я, начиная нервничать.

— Иногда ожоги первой степени путают с ожогами второй степени, особенно если они на руках и ногах, — ответила доктор, поворачивая и осматривая мою руку. — Но все равно краснота обычно некоторое время держится. Больно, когда я делаю так? — спросила она, растопыривая мои пальцы.

Я покачала головой.

— Я не понимаю. Что не в порядке?

— Все в порядке, Мара, — ответила доктор, пристально глядя на мою руку. — Все полностью зажило.

То, что под рукавом больше не было повязки — вызывающей зуд, впитывающей пот, — было единственным светлым пятном в следующие несколько дней. Без Ноя и особенно без Джейми я еще труднее переносила школу, и это было видно. Я огрызнулась на учителя истории, которого любила, и чуть не ударила по лицу Анну, когда та прошла мимо и стукнула меня сумкой по плечу. Из-за нее моего единственного друга исключили. То было меньшее, что я могла с ней сделать.

Я держалась. Едва-едва. Но скверное настроение последовало за мной домой. Мне просто хотелось, чтобы меня оставили в покое.

Войдя в дом, я выхватила из сумки альбом и пошла в гостиную, чтобы порисовать. На полу всегда было удобнее делать наброски, а ковер в моей комнате только мешал. Спустя примерно час после того, как я начала этим заниматься, Даниэль просунул голову в арку.

— Привет.

Я подняла глаза и вежливо улыбнулась.

— Ты подумала насчет вечеринки Софи завтра вечером?

Я вернулась к растушевке. Трудно делать автопортреты без зеркала.

— Будет какая-то определенная тема?

— Нет, — ответил Даниэль.

— А.

— Это означает, что ты пойдешь?

— Нет, — ответила я. — Просто любопытствую.

— Ты знаешь, что папа с мамой нынче вечером выбираются из дома, верно? — спросил Даниэль.

— Угу.

— А Джозеф отправляется со мной, чтобы помочь в подготовке вечеринки.

— Угу, — ответила я, не поднимая глаз.

— Так что ты собираешься делать? — спросил Даниэль.

— Собираюсь сидеть тут. И рисовать.

Даниэль выгнул бровь.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке?

Я вздохнула.

— Я просто предпочитаю погрязать в глубокой жалости к себе, Даниэль. Все будет в порядке.

— Если дело в твоих отметках, я могу замолвить за тебя словечко перед мамой. Смягчить удар.

— Что?

Раньше я слушала вполуха, но теперь Даниэль полностью завладел моим вниманием.

— Ты не проверяла свои отметки?

Сердце мое начало сильно стучать.

— Их выставили?

Даниэль кивнул.

— Не думал, что ты не знаешь.

Я вскочила с пола, бросив альбом, и метнулась в свою комнату. Нырнула в рабочее кресло и крутнулась, чтобы посмотреть на монитор. Меня охватила тревога. Несколько дней назад я не сомневалась, но теперь… Пробегая глазами экран, я начала расслабляться.

Продвинутый курс английского: А (отлично).

Биология: В+ (хорошо с плюсом).

История: В (хорошо).

Искусство: А (отлично).

Испанский: F (плохо).

Математика: В (хорошо).

Я проверила снова. Снова пробежала глазами монитор. F. На клавиатуре буква между D и G. Плохо. Плохо — с буквы П, как «первый провал».

Я не могла перевести дыхание и уронила голову между коленями. Мне следовало знать. Господи, какой я была глупой. Но, если вставить слово в свою защиту, я никогда, никогда раньше не проваливалась в классе, и это казалось просто немыслимым до тех пор, пока на самом деле не произошло. Как я объясню родителям?

Хоть это и было стыдно, я надеялась, что Даниэль все еще поблизости.

Я ринулась на кухню с горящим лицом. Даниэль оставил для меня записку на холодильнике: «Ушел, чтобы все подготовить. Позвони, и я смогу вернуться и тебя забрать».

Я выругалась под нос и прислонилась к нержавеющей стали, покрыв всю ее отпечатками пальцев. А потом меня осенило. Джейми. Он записал мой ответ. У него было доказательство, что на этом экзамене я блеснула. Я вытащила из кармана мобильник и нажала на картинку, которую Джейми ввел для себя в мой телефон. Голова барана. Странновато. Я запрокинула голову и молилась, чтобы он ответил.

Тут же включился автоответчик:

— Отстранение от занятий, скорее всего, подразумевает — ни телефона, ни компьютера, — сказал голос Джейми. — Но если мне повстречается сова, я попытаюсь тайком передать весточку на волю, ладно?

Глаза мои наполнились слезами, и я швырнула мобильник в стену, ободрав краску и разбив телефон.

Плевать! В моем табеле стояло «Плохо». Плохо с большой буквы.

Я опустила голову на руки, обхватила ладонями лицо и потянула вниз. Темные мысли кружились в моем мозгу. Мне нужно было кому-то рассказать о случившемся, чтобы решить, что делать. Мне нужен был друг — мне нужна была моя лучшая подруга, но она ушла. И Джейми ушел. Но у меня был Ной.

Я подошла к своему изничтоженному телефону и собрала кусочки. Потом попыталась сложить их вместе. Безуспешно. Я сняла с подставки домашний телефон и нажала кнопку набора, но потом поняла, что даже не помню наизусть его номера. В конце концов, я была знакома с Ноем всего несколько недель.