После этого трогательного мгновения мы опустили взгляд и увидели, что огонь продолжает расти. Тристан пошел за садовым шлангом, чтобы его залить. Он брызнул водой из шланга на Кристен, и она взвизгнула, а затем он облил остальных. Выхватив у него шланг, мы окатили водой и его. Мы все промокли, но никому до этого не было дела, так как летний вечер был теплым.

После того как солнце ушло за горизонт, мы сели на веранде и я отправила Скаю сообщение с вопросом, не присоединится ли он к нам. Мое сердце подпрыгнуло, когда его пикап заехал на подъездную дорожку. Стояли первые летние дни, но Скай как всегда был в своей бессменной кожаной куртке. Такой же красивый, как и в самый первый раз, когда я увидела его, а может даже еще красивее – потому что теперь я его знала.

Он подошел и сел с нами, и небеса распахнулись над головой, предвещая летнюю грозу. Мы некоторое время смотрели на них, а потом Кристен принесла бутылку шампанского и мы открыли ее с хлопком и чокнулись бокалами.

Пригубив шампанское, я отдала свой бокал Тристану.

– Тристан, – обратилась я к нему.

– Да, Лютик?

– Мне кажется, в следующем году в колледже тебе нужно собрать группу.

Он улыбнулся мягкой улыбкой, так не похожей на его обычную угловатость.

– Ты права. Действительно нужно это сделать.

– Ты можешь назвать ее «Нормальные чудаки».

– Клевое название! – рассмеялся Тристан и, помолчав немного, сказал: – Но зачем же тогда ждать до колледжа? – Он повернулся к Ханне: – Так мы споем с тобой вместе или как?

Глаза Ханны загорелись. Она впервые готова была выступить перед кем-то кроме меня и Натали. Она кивнула. Тристан пошел за гитарой, а мы – за ним. Он поставил в гостиной стул для Натали, и мы все устроились рядом.

– Что ты хочешь спеть? – спросил он.

Ханна вытерла ладони о платье и целую минуту раздумывала над ответом.

– Sweet Сhild О’Mine, – выбрала она нашу новогоднюю песню.

Улыбнувшись, Тристан тут же ударил по струнам, и гитарный перелив отозвался вибрацией во всем моем теле. Сначала голос Ханны звучал тихо и подрагивал, но постепенно становился все громче и громче, пока песня не полилась как будто сама собой. Ханна смотрела на Натали. Тристан же глядел на Кристен, неистово играя и подпевая Ханне. И тогда я посмотрела на Ская. Схватила его за руку и прошептала:

– Я безумно хочу тебя поцеловать.

Он взял мое лицо в свои ладони и прильнул к губам. Этот поцелуй не был похож ни на один из наших прежних поцелуев. Я не ощущала себя ни светом, к которому тянулся Скай, ни уличным фонарем, ни даже луной. Я ощущала себя так, словно в каждом из нас есть солнце. И оно по-разному нас согревает. Поэтому когда наши губы соединились, меня опалило огнем.

Стоило Тристану с Ханной закончить песню, как мы все запрыгали, крича строчку из нее: «И куда же мы теперь идем?». Ханна засияла, и Тристан сыграл концовку еще раз. Не могу передать, что я чувствовала в этот момент, рядом со своими близкими друзьями, стоя у самой границы того, кем мы были и кем хотим стать.

Порой, рассказывая о чем-то, мы в ответ слышим тишину. Или эхо. Словно кричим внутри самих себя. И от этого ощущаем невероятное одиночество. Но такое случается только тогда, когда мы невнимательно слушаем. А значит, не готовы услышать ответ. Потому что каждый раз, когда мы говорим, слышен наш голос. И нам отвечает весь мир.

Я нашла свой голос, когда писала всем вам эти письма. И когда я обрела этот голос, мне ответили. Не в письме. А по-новому зазвучавшей песней. Историей, рассказанной в фильме. Цветком, пробивающимся сквозь трещины в дощатом настиле. Трепетанием крыльев мотыльков. Приближающимся полнолунием.

Я знаю, что написала письма людям, у которых нет адреса на этой земле. Я знаю, что вы мертвы. Но я слышу вас. Слышу вас всех.

«Мы были здесь. Наша жизнь не прошла бесследно».

Искренне ваша,

Лорел

Дорогая Мэй,

Я видела вчера сон о тебе. Ты шла по рельсам, и твои залитые лунным светом, раскинутые в стороны руки походили на тонкие белые крылья. Ты повернулась ко мне, и наши взгляды встретились. Я понимала, что ты сейчас упадешь. Видела, как ты зависла в воздухе, не касаясь ногами рельсов. Я отчаянно пыталась обрести контроль над своим телом и подойти к тебе. Но не могла. Ноги не слушались. В голове билась мысль, что ты меня ждешь. Оставалось всего одно мгновение. Если бы я могла шагнуть вперед, то смогла бы схватить тебя за руку. Но мое тело оцепенело. Я старалась изо всех сил, но поднять ногу для меня было все равно, что сдвинуть гору. Я никогда еще не испытывала такого ужаса, как в этот момент – пытаясь дотянуться до тебя.

Затем я услышала твой шепот:

– Лорел. – Ты повернулась ко мне спиной. – Посмотри.

И тогда я увидела это. Как появляются и расправляются твои крылья. Тонкие, но невероятно прочные, блестящие как вода. Они не были сломаны. Они уносили тебя в небо, и ты становилась все меньше, пока не превратилась в яркую точку, горящую как звезда. И я поняла, что ты там. Ты везде.

Проснувшись, я пошла в твою спальню. Не считая одежды, которую я брала у тебя (но всегда возвращала назад) и сорванного со стены плаката Nirvana (прости), все в твоей комнате осталось так же, как в тот последний вечер перед кино. Я посидела немного на твоей постели, а затем забрала твои мексиканские свечи, чтобы зажечь у себя, и твою коллекцию морских ракушек, чтобы разложить их на своем столе. Теперь я не боялась трогать твои вещи и подыскивать им новое место. Моя комната почти не изменилась с тех пор, как ты переехала из нее, перейдя в старшую школу. И я хотела, чтобы она стала больше похожей на меня – такую, какой я стала. Чтобы среди моих вещей – диска Дженис Джоплин, который отдала мне Кристен перед отъездом в Нью-Йорк, сердечка Ская, которое он вырезал мне на Рождество, и светящихся в ночи звезд, приклеенных к потолку в нашем детстве, были частички тебя.

Разглядывая твою книжную полку, я нашла сборник стихов Э. Э. Каммингса. У тебя в нем лежала закладка – ты сделала ее сама в третьем классе. «Мэй» – написано на ней голубым лаком с блестками. Я прочитала отмеченное тобой стихотворение, и оно было таким красивым, что я заплакала. Оно прекрасно все целиком, но последняя строчка идеальна: «Я несу твое сердце, твое сердце в своем».

Я забрала этот сборник себе, вместе с закладкой. Снова и снова перечитывала стихотворение и понимала, что ты отметила его для меня. Понимала, что должна была его найти. Мэй, я ношу тебя в себе.

Но это не меняет того, что я безумно скучаю по тебе. Каждый раз, когда что-то происходит, даже какая-нибудь мелочь, я жалею, что не могу поделиться этим с тобой. Мы со Скаем снова вместе. Иногда, уносясь мыслями в будущее, я беспокоюсь о том, что случится через год, когда он уедет учиться в университет. Тогда я делаю глубокий вдох и думаю о настоящем. Этим летом я устроилась на работу в закусочную при городском бассейне. Мои подруги Натали и Ханна иногда приходят туда к окончанию моей работы, ближе к вечеру. Ханна читает журналы, Натали рисует, и мы все пьем кока-колу и едим чипсы. Они никогда не залезают в бассейн, а я, как и в детстве, обожаю плавать. Обожаю то, как отталкиваю воду руками, а она всегда возвращается обратно. Иногда мы сталкиваемся в бассейне с Джейни и ее парнем. Ты бы удивилась, увидев ее сейчас. Она приходит в розовом купальнике в белый горошек. Сначала мы чувствовали некоторую неловкость, она сердилась на меня за то, что я исчезла из ее жизни после твоей смерти. Но постепенно это прошло. Теперь она даже присоединяется в бассейне к нам с Ханной и Натали. Сегодня мы вспоминали, как ты учила нас прыгать с трамплина в воду. Мы ужасно боялись, но ты показала нам, как это просто и легко.