– А… куда ведут остальные?

– Ну, там обрыв и Огненная пропасть, – будто бы между прочим сообщил Септимус.

– Прекрасно…

– Все будет хорошо, Джен.

Его слова, правда, не убедили девочку.

Септимус подманил всех к себе. Они молча собрались в круг, немного взволнованные жутковатой и загадочной атмосферой подземелья и мерцающим голубым светом, который отражался от ляпис-лазури.

– Пойдемте, – вполголоса сказал Септимус. – Мы должны двигаться тихо и держаться вместе. Есть другие туннели, которые ведут сюда, поэтому нельзя, чтобы кто-то услышал нас и пришел. Следи за пантерой, Снорри, не давай ей рычать, что бы ты ни делала. Если нас кто-нибудь увидит или услышит, нам конец. Поняли?

Все кивнули. Зеленые глаза Уллра сверкнули, и Снорри погладила его:

– Kalmm, Уллр, kalmm.

Они гуськом следовали за Септимусом через арку, а Ночной Уллр аккуратно шагал последним. Его большие мягкие лапы ступали бесшумно. Ребята осторожно прокрались в узкое отверстие, но не смогли сдержать приглушенных ахов при виде лабиринта. Факел Септимуса озарил впереди голубые и золотые вспышки. Лабиринт был искусно украшен сверху донизу ляпис-лазурью и золотыми полосками.

Септимус прибавил шаг, остальные не отставали. Вокруг них потрясающими голубыми, изумрудными и золотыми оттенками блестели стены. Сначала лабиринт вывел куда-то наружу, а через множество поворотов Дженна была уверена, что они движутся к центру. Темно-синяя ляпис-лазурь завораживала, и Дженну вдруг начало клонить в сон, перед глазами поплыла мутная голубая дымка. Девочка приходила в себя лишь тогда, когда впереди виднелся темный свод на входе в другой туннель. Там Септимус замедлял шаг и прислушивался к чужим звукам. Пока друзьям везло. Сейчас стояла глубокая ночь, а даже писцам-алхимикам иногда нужно спать.

Как маленькое и преданное стадо овец, Дженна, Нико, Снорри и Ночной Уллр неотступно следовали за Септимусом сквозь голубую пелену света, обходили длинные округлые повороты, которые вели в обратную сторону, и шли в одном и том же направлении снова и снова, пока у всех, особенно у Нико, не закружилась голова. Всем не терпелось поскорее выйти из замкнутого пространства. И когда Нико уже отчаялся увидеть в своей жизни что-нибудь, кроме синих стен, они пришли в центр лабиринта и оказались в Главной лаборатории алхимии и врачевания.

– Ух ты, – присвистнул Нико. – Изумительно!

Септимус уже давно не считал лабораторию такой уж изумительной. Каждый день он сидел на стуле с розой рядом с Марцеллием, массивный стул которого с символом солнца стоял во главе стола посредине лаборатории. Дни текли однообразно. Для Септимуса каждый день был просто еще одним рабочим днем.

Но для Дженны, Нико и Снорри Главная лаборатория была удивительным местом. Их почти ослепил блеск множества блестящих золотых поверхностей, которые ловили свет от факела. Но их внимание привлекли не маленькие кусочки золота, а два массивных слитка напротив входа в лабиринт – Парадные двери времени.

– Через них я сюда и попал, – прошептал Септимус, окидывая взглядом лабораторию и опасаясь, что кто-нибудь из писцов прячется в темноте.

По обеим сторонам от дверей в украшенных ляпис-лазурью нишах стояли статуи рыцарей в полный рост с острыми, как лезвие, мечами.

Дженна внимательно рассматривала двери. Она думала о том, что, как утверждал Септимус, скрывалось за ними. Истинное зеркало времени. Ей вдруг невыносимо захотелось домой в свое время, чтобы все было по-старому: Септимус с Марсией в Башне Волшебников, Нико в лодочной мастерской с Янни Маартен. Она была бы снова в своем Дворце, не было бы никакой живой Этельдредды, и Дворец снова бы стал гостеприимным местом, домом для Сайласа и Сары, где они хозяйничали и иногда терялись.

– Нам нужно найти ключ, Сеп, – сказала она. – Обязательно.

Практичный Нико разглядывал двери глазами корабела.

– Я думаю, мы сможем их как-нибудь открыть, – размышлял он. – Петли слабоваты.

– Это же не обычные двери, – сказал Септимус. – Они закрыты ключом Марцеллия.

Нико такое утверждение не убедило. Он достал из кармана отвертку и сунул в одну из петель. Статуи вскинули мечи и направили их на мальчика.

– Ладно-ладно, – примирительно сказал Нико, – не надо так нервничать.

Уллр зарычал.

– Тише, Уллр.

Снорри погладила его по шее и притянула к себе, но рыжий кончик его хвоста распушился, как у рассерженного домашнего кота, и хохолок встал дыбом.

Как звуки разлетаются по лабиринту – настоящая загадка. Они находят путь по коридорам и оказываются в центре такими ясными и отчетливыми, как будто говорящий стоит рядом, особенно если голос похож на сверло стоматолога. Так все в лаборатории вдруг подскочили от ужаса, когда до них донесся пронзительный визг королевы Этельдредды:

– Мне нет дела до твоих проблем, Марцеллий. Я требую эликсир немедленно. Я и так долго ждала! Сегодня я убедилась, что дураков с меня хватит, и я ни минуты не намерена терпеть твою глупость! Да когда же закончится этот нудный лабиринт?

– Когда надо, тогда и закончится, матушка.

Раздраженный голос Марцеллия вывел Септимуса из ступора.

– Они идут, – прошептал он. – Скорее, в кладовку с благовониями. Придется подождать, пока Этельдредда покинет лабораторию.

Септимус открыл дверь в большую кладовую и задул факел. Освещая путь только кольцом, дети протиснулись в вонючую каморку, и Септимус плотнее затворил дверь.

– Вот досада, – пробурчал он, когда его кольцо осветило спираль черной веревки на полке.

Вообще-то, это Дженна так подумала. На самом деле это была не веревка.

– Я забыл, что тут змея.

– Змея? – выдохнула Дженна.

– Да. Спокойно, она не такая уж и ядовитая.

– Что значит «не такая уж и ядовитая»? – спросил Нико, который боролся с желанием открыть дверь и пуститься наутек.

Но никто не услышал ответа Септимуса. Его заглушил голос королевы Этельдредды.

Дверь в кладовку с благовониями закрылась как раз в тот момент, когда королева Этельдредда переступила порог левой ногой в острой туфле. Ей в затылок дышал Марцеллий Пай, который не хотел допустить, чтобы его мать хотя бы одну секунду находилась одна в лаборатории. Марцеллий выглядел уставшим и взъерошенным после того, как весь вечер они искали по Дворцу его ученика и девочку, которую мать упорно продолжала считать принцессой Эсмеральдой. На нем до сих пор был официальный наряд мастера алхимии, который он надел на празднество. Правда, теперь весь наряд был испачкан апельсиновым соусом. А на шее у Марцеллия висел ключ от Парадных дверей времени.