Терехов потолкался по кунгу, затем выскочил на улицу за последними поленьями и обнаружил полный ящик дров! Жора ехал сюда не спонтанно, всё продумал, обеспечил топливом на неделю. А если ещё заправил пустой бак электростанции, то о предусмотрительности и заботливости однокашника можно оды слагать: ему до зарезу нужна встреча с возлюбленной, а Терехов теперь в роли посредника и дипломата.

Бак оказался под завязку!

Он уже растопил печку, когда опять постучали, теперь уже в незапертую дверь. Сказочный Петрушка оказался назойливым, однако входить не смел и постучал во второй раз. Андрей открыл и увидел совсем другого человека, не ряженого, по виду не боярина, однако с ужимками скомороха.

— Здрав будь, добрый человек, — насмешливым баритончиком проговорил он и вроде как поклонился. — Незваных гостей в хату пускаешь?

— Иван-царевич уже был, — хмыкнул Терехов. — Ну а вы кто? Царь?

— А я Мешков, — просто сказал тот. — Герман Григорьевич. Не ожидали?

Если это был в самом деле воскресший из мёртвых шаман Мешков, то сейчас он вовсе не походил на переломанного в прах инвалида первой группы: Репей утверждал, что после катания на аркане и клинической смерти он заработал именно эту степень увечья и сейчас получал значительную пенсию.

Андрей и в самом деле готов был к встрече с кем угодно, только не с этим человеком — известным в Горном шаманом, о котором был наслышан в основном в связи с его многоженством.

В этом госте ничего шаманского не было, по крайней мере, никакой внешней атрибутики. Напротив, подчёркнуто цивильный, походно-туристический вид, даже из-под свитера торчит воротник белой рубашки. В представлении Андрея, шаман должен быть в оленьей малице с колокольчиками и тряпочками, с бубеном, обезьяньими ужимками и прыжками — в общем, такой, какие встречались на Ямале. Возрастом он был за полтинник, ростом невысокий, но плотный, длиннорукий — такой, будто его осадили, как осаживают наполненный мешок, и потому лоб сморщился, надбровные дуги наехали на глаза и спрятали их под бровями, а шея провалилась в широкую грудную клетку. Возможно, в этом и отразились следы его волочения на верёвке за конём. Несмотря на такую пришибленность, вид у него был вовсе не мелкий, тут ревнивый Репей явно переборщил, описывая соперника. Напротив, такой тип ширококостных мужиков-крепышей женщинам нравится.

— Гости сегодня косяком валят, — уклонился от прямого ответа Терехов. — Чем обязан?

У самого же промелькнула мысль: уж не Жора ли направил к нему Мешкова?

— Может быть, у костра посидим? — предложил шаман. — Погода сегодня замечательная... А у нас много общих знакомых.

Намёк был понятен, и неизвестно почему, но где-то щёлкнуло, словно включился предупреждающий маячок: не ходить на чужую территорию! Тем паче шаманскую, где есть нагловатые ряженые иваны-дурачки и ещё бог весть кто, например жёны, поскольку от костра доносятся женские голоса. И сам этот многожёнец упорно прячет глаза... Отделаться от разговора с ним вряд ли удастся, да и не нужно: к этому человеку уже отсыпался курган любопытства, ибо так или иначе, но он сыграл определённую роль в жизни чуть ли не всех людей, встретившихся на Укоке. Сам страж трёх госграниц если не трепещет перед ним, то опасается его необъяснимой власти над стихиями.

— Некогда сидеть у костра, — пробурчал Терехов. — Где вы встали станом, кобылица паслась... Видели?

— Серая в яблоках? — уточнил шаман.

— Серая. В яблоках.

— Она переместилась к речке.

— Вы другого места не могли найти? — неожиданно для себя взвился он. — Я там кобылу пасу!

— Ну, пасёте вы её там первый день, — невозмутимо заключил Мешков. — А мы уже несколько лет встаём лагерем на этом месте. Обратили внимание: там всё время зелёная трава?

— Моя лошадь обратила внимание.

— Это место силы земли. Там и зимой трава не увядает и не желтеет.

— Потому что не успевает желтеть, замерзает зелёная.

Терехов говорил наугад, что приходило в голову, и ещё хотел добавить полную отсебятину: мол, хлорофилл не успевает разлагаться и фиксируется резким холодом, останавливающим естественный процесс. Но это было бы слишком мудро для его школьных познаний в химии.

Тот приподнял густые туркменские брови, на минуту задумался, показывая свои печальные глаза, и Андрей не пожалел, что поймал себя за язык. Шаман набрал воздуху и на одном дыхании прочитал ему лекцию как раз о процессе фотосинтеза, причём на память сыпал цифрами, химическими формулами, и напором потока ладных, пригнанных друг к другу слов и терминов буквально шокировал. Таким образом он либо втравливал его в научный спор, либо сразу хотел поставить на место, защищая своё авторитетное мнение. Примерно тем же самым грешил Сева Кружилин, но только в области математики, и вызывал удивление: откуда в этом замкнутом, иногда брюзжащем человеке столько глубоких академических знаний? Терехов имел представление о высшей математике, но, к своему стыду, так блестяще не разбирался ни в одном научном направлении, поэтому никогда в словесные поединки не вступал, и если от него требовали выразить своё суждение, говорил, как видит и понимает спорный предмет.

— Все места силы обозначены природой, — как-то не очень уж глубокомысленно заключил шаман. — Человеку остаётся лишь увидеть эти знаки, почувствовать чистую, благостную энергию, исходящую от земли.

Опасаясь чёрных копателей, учёные засекретили месторасположение обнаруженных, но не раскопанных ещё древних захоронений. Такую карту Терехов получил, оставив строгую расписку о неразглашении сведений, но тут его заело. То, что шаман называл «местом силы», было погребальным курганом, ещё в древности потерявшим свои типичные очертания из-за того, что был отсыпан «четвертинкой» — суглинистым грунтом. Зелёная неувядаемая трава как раз и была одним из признаков могилы, и чем шире её круг, тем крупнее захоронение. Подобные объекты учёные выделяли как перспективные, поскольку внешняя их непримечательность повышала шансы на то, что курган не был разграблен.

Уподобясь чахнущему над златом кощею, Терехов снял с шеи ключи, встал спиной к гостю и отомкнул сначала вьючный ящик, затем походный сейф, в котором хранились секретные документы. Он достал карту и поднёс лампочку ночника.

— Место силы? — переспросил без азарта. — Благостная энергия? Смотрите сюда. Это обширное древнее захоронение. Там лежат кости, а может, и ещё одна мумифицированная шаманка.

И заметил, как при виде этой карты у Мешкова под бровями загорелись глаза.

— Любопытно! — начал он. — А позвольте...

— Не позволю, — Терехов сложил карту. — И ещё не позволю вам устраивать стоянки на могилах.

Это уже была полная отсебятина, никто геодезистов не уполномочивал охранять курганы, однако непоколебимый шаман дрогнул.

— И это установлено точно?

Терехов не спеша убрал секретную карту, запер замки и повесил ключ на шею. Он давно не пел, но музыкальный слух позволял ему точно уловить мгновение, когда следует пропустить несколько тактов и вступать, дабы не попасть мимо нот.