Через двор.

На пристань.

Начался дождь – жирные капли падают мне на лицо, на волосы, на доски причала, пока я иду к лодке, пришвартованной к его концу.

Ветер тоже усилился, и озеро стало неспокойным. Лодка качается на волнах, поэтому мне трудно забраться в нее, поэтому я вынуждена сделать неуклюжий прыжок с причала. Оказавшись в лодке, я сразу же сожалею о выпитом, пока плыву по нарастающим волнам. Меня укачивает.

Я закрываю глаза, поднимаю лицо к ветру и позволяю дождю проливаться на меня. Это точно не панацея. Мой желудок продолжает бурлить, а голова кружиться. Но дождь достаточно холодный, чтобы протрезвить меня, и достаточно болезненный, чтобы заставить меня сосредоточиться на том, что мне нужно делать дальше.

Перебраться через озеро.

Я отвязываю лодку от причала, не решаясь включить мотор. Я знаю, как звук распространяется по этому озеру даже в шторм, и не хочу рисковать быть пойманной. Вместо этого я гребу веслами медленно и размеренно. Это утомительно – гораздо более утомительно, чем я ожидала, – и мне нужно остановиться в центре озера, чтобы отдышаться.

Пока лодка продолжает подниматься и опускаться на волнах, я поворачиваюсь и смотрю на каждый дом на берегу озера Грин. В доме моей семьи и доме Фитцджеральдов так темно, что они почти сливаются с ночью. То же самое касается дома Эли, что значит, он до сих пор не вернулся.

Напротив, весь первый этаж дома Митчеллов светится, и я представляю, как Бун ходит из комнаты в комнату, сердясь на меня. Затем есть дом Ройсов, где темно на первом этаже и только на втором окно главной спальни освещено. Может быть, Том, покончив со всеми делами в соседнем доме, ложится спать, хотя сейчас только восемь часов.

На западе накатывающаяся стена черных как смоль облаков заслоняет звезды, луну и большую часть самого неба. Похоже на волну. Это то, что вот-вот рухнет на долину и утопит все на своем пути.

Пришла буря.

Я возобновляю греблю, теперь больше беспокоясь о том, что буря застигнет меня на озере, чем о том, что ждет меня на другом берегу. Дождь уже усилился, ветер дует сильнее, а вода бурлит быстрее. Чтобы пройти расстояние, равное одному взмаху весла в нормальных условиях, в нынешних требует три. Когда я, наконец, добираюсь до другого берега озера, мои плечи напрягаются и болят, а руки кажутся желеобразными. У меня едва хватает сил пришвартовать лодку, пока она качается на ветру, ее борт постоянно ударяется о причал Фитцджеральдов.

Чтобы выбраться из лодки, требуется еще один опасный прыжок, на этот раз на причал. На причал я взобралась измученная, нервная и промокшая до костей. Над головой по небу начинает грохотать гром. Вспышки молнии освещают землю впереди, когда я несусь через двор к французским окнам на заднем дворе дома Фицджеральдов.

Закрыто.

Конечно же.

То же самое и с входной дверью, и с боковой, ведущей на кухню. Стоя под ливнем и дергая ручку, я понимаю, что Фицджеральды, вероятно, дали ему связку ключей на случай присмотреть за домом, поэтому Том входит в дом беспрепятственно. Это обычное дело среди домовладельцев здесь, на озере. У Фицджеральдов есть ключи от дома моей семьи, как и у Эли. И где-то в моем домике, наверное, лежит ключ, который откроет мне доступ к этой самой двери.

Подергав все двери, я начинаю проверять окна, и мне везет с третьей попытки. Окно гостиной. Более того, оно находится на той стороне дома, которая не обращена к дому Ройсов, что дает мне достаточно времени быть незамеченной, поднять окно, выдвинуть решетку и пролезть внутрь.

Пробравшись в дом, я закрываю окно, чтобы дождь не попадал. Тишина в доме резко контрастирует с бушующей снаружи бурей, отчего, кажется, особенно тихо.

И эта тишина нервирует.

Я понятия не имею, что – или кто – ждет меня здесь. Мое сердце стучит так же сильно, как гром, эхом разносящийся по небу снаружи. Тишина здесь такая тяжелая, что мне хочется повернуться и вылезти обратно в окно. Но Том пришел сюда не просто так. Стремление узнать, что это за причина, заставляет меня двигаться, хотя я почти ничего не вижу. Я делаю два шага, прежде чем врезаться в буфет, заставленный фотографиями в рамках и лампой Тиффани.

К черту миссис Фитцджеральд и ее антиквариат.

Дом набит им до отказа. Изысканные сундуки, двухместные диванчики, задрапированные гобеленами, торшеры в стиле рококо, из абажуров которых свисают кристаллы. Все это – препятствия для меня, которые я должна обойти, пока двигаюсь во мраке.

– Привет? – говорю я голосом, больше похожим на шепот, чем на слова. – Кэтрин? Ты здесь?

Я останавливаюсь между кухней и столовой, прислушиваясь к любому звуку. Сначала я ничего не слышу, кроме неуклонно усиливающегося дождя по крыше и новых раскатов грома. Но вскоре до моих ушей доносится далекий и приглушенный шум.

Скрип.

Я слышу его второй раз, поднимающийся снизу, тонкий, как дым.

Подвал.

Я подхожу к двери в коротком коридоре рядом с кухней, запертой старомодным цепным замком, который сейчас вставлен в импровизированный паз. Поскольку рядом находится большая клетка, я думаю, что дверь ведет в кладовую или чулан для мётел. Цепь говорит об обратном, особенно когда я присматриваюсь. Она ввинчена в два коротких куска дерева, которые были прибиты к двери и к стене, как будто это просто временное решение. Недавнее. Древесина источает запах свежесрубленного дерева, что наводит меня на мысли о недавно купленной Томом Ройсом ножовке.

Это его рук дело.

А внутри что-то – или кто-то – спрятанное им.

Моя рука дрожит, когда я нащупываю цепочку, высвобождая ее из импровизированного паза. Затаив дыхание, я распахиваю дверь, открывая ряд ступеней, ведущих вниз в темноту.

– Привет? – кричу я, встревоженная тем, как мрак поглощает мой голос, гасит его, как свечу. Но из этой тьмы доносится еще один скрип, манящий меня рискнуть спуститься по этой лестнице.

Выключатель находится прямо за дверью. Я поворачиваю его, и далеко внизу появляется тусклое оранжевое свечение, приносящее с собой еще один скрип и, кажется, шорох.