class="p1">Кабаки, презентации, премьеры, пустые, ни о чем, разговоры, ничего из этого мне не было нужно на самом деле!

Я должна, должна была еще давным-давно приехать сюда!

Помню, я кричала в лицо бабуле, что я хозяйка этого дома, что я не боюсь ни ментов, ни самого черта, что я все равно никуда не уйду, что мне срочно нужна помощь… Я вытащила из кошелька все свои оставшиеся деньги и все пыталась запихнуть их ей в карманы, я молила, я угрожала, я бормотала что-то про спасителя, требовала вызвать «скорую», хлестала по щекам Платона, а он чуть слышно, но все же дышал, и слюна текла из его рта… Мне чудилось – он что-то шептал, а еще мне чудился какой-то шум в доме, будто стул упал или дверь хлопнула…

Бабуля не на шутку напугалась, но почему-то со всем соглашалась.

Она не гнала нас.

Она ловко подхватила Платона, и мы вместе дотащили его будто деревянное тело до дивана в моей бывшей комнате.

Сквозь свои слезы и мольбы я слышала ее монотонное причитанье, она мне что-то отвечала, вроде говорила, что она сама медик и не надо пока никуда звонить…

Одной рукой я держала голову Платона, другая моя рука двумя пальцами разжимала ему рот, а бабуля тем временем ловко вливала в него через толстый шприц раствор марганцовки.

Потом его долго рвало в ведро. Рвало мутным, пустым, подкрашенным одной розоватой водой.

Значит, он, дурак, опять ничего не жрал целый день.

Я не знаю, сколько все это продолжалось.

В какой-то момент его голова, вконец обессилев, упала мне на плечо. Бабуля сосредоточенно щупала пульс на его руке, чистым полотенчиком стирала пот, льющийся ручьями с его лба, и сказала: «Жить будешь, милок, поспи, милок».

А я все не хотела выпускать его голову из своих рук.

На мои бесконечные, дерганые вопросы она отвечала, что просто следит за домом и ей за это платят.

Когда я спросила про профессора, она неопределенно мотнула головой, а потом и вовсе ушла, напоследок сказав, что, если что, – она будет в соседней комнате.

Всю ночь я провела в кресле рядом с кроватью, на которой Платон провалился в глубокий, но уже живой, уже очищенный сон.

Пару раз я поила его водой, которую бабуля, еще раз коротко появившись в дверях, оставила в графине на трюмо.

Я все не знала, куда мне приткнуться, теперь сон пришел и ко мне, и, не придумав ничего лучшего, я перебралась в кресло, перестала думать и больше ни о чем не просила, боясь лишний раз спугнуть чудо, спасшее нас.

Перед тем как заснуть, я еще долго вслушивалась в сопение Платона, ровное, тихое, чем-то похожее на гул далеких кипрских волн.

Пару раз его дыхание сбивалось, я вскакивала, на ощупь, в темноте, боясь разбудить Платона светом, находила стакан, наливала в него воду из кувшина, немного, на треть, поднимала повыше подушки под его головой и почти без слов, какими-то магическими, мурлыкающими звуками заставляла его рот слегка приоткрыться и втянуть в себя воду.

Так прошла ночь, и мне даже удалось немного поспать.

Мне снилось наше с Платоном море, мне снилась мама, она купалась в нем, но не близко, а где-то вдалеке…

Но я отчетливо разглядела ее сдержанную, одобряющую улыбку.

А папы там, во сне, так и не было.

Платон спал.

Я, конечно, еще в машине догадалась: его чем-то «накачали» или он сам «накачался».

Да, какая, по большому счету, разница, теперь важно только то, что опасность осталась позади!

И море тоже может быть разным.

Мы из него пришли, мы в него и уйдем.

Только Платону еще рано.

Проснулась я оттого, что рука онемела и болталась чужой, бумажной, касаясь пола.

Отдельных предметов в комнате начал мягко касаться утренний свет.

Я поняла: наступило утро, пора вставать и начинать действовать. За нас двоих.

Я направилась к трюмо, на ходу яростно растирая обескровленную руку. Остановилась, посмотрела на себя в мутноватое старое зеркало и поняла, что я никогда еще не была так красива, как в это утро.

Ни спутанные волосы, ни размазанная под глазами тушь, ни мятое, в зеленых катышках от пледа белое платье не могли испортить мне этого ощущения!

Первым делом мне необходимо было умыться, а затем обеспечить Платону нормальное пробуждение.

Нужна еда и какие-то лекарства.

Если и вправду вчера была бабуля, спрошу у нее.

Она все должна знать.

Раза три я пыталась выйти из комнаты и возвращалась обратно, к его кровати.

То есть – к моей бывшей кровати…

Я прикладывала ухо к его груди, едва касаясь, ощупывала его тело, водила носом, чтобы убедиться: да, теперь он пахнет жизнью!

С трудом поборов желание остаться и улечься к нему под бок, я на цыпочках покинула комнату и плотно прикрыла за собой дверь.

Нет, мне ничего вчера не приснилось: бабуля была.

С кухоньки доносился звон посуды, запах варившегося супа и шипенье сковородки.

У меня мелькнула мысль, что, возможно, она здесь и не одна живет. Ведь женщины редко так основательно готовят лично для себя.

Я повела носом: наша старенькая дача была обжита и наполнена уютной энергией тех, кто, похоже, в ней все это время, находился…

Вот только кто они?

Да кем бы они ни были, будь они даже призраки, духи, я совсем их не боюсь, они хорошие и добрые, они спасли вчера Платона!

Это все барашек, он же тоже здесь гостил из лета в лето, значит, он имел магическую связь с этим местом и он же и вывел меня на дорогу домой.

Теперь уже я поверю во что угодно, и самое главное, это «что угодно» меня не пугает, а если я даже и сошла с ума, то самое ценное, что у меня есть в жизни, снова со мной и спит сейчас в моей комнатке.

Барашка своего, уходя, я засунула Платону под подушку: верю, пока с ним рядом мой личный талисман – ничего не может случиться!

А профессор все же молодец, не позволил этому дому покрыться мхом и запустением… Поселил бабулю, чтоб за домом смотрела. Правда, очень странно, что он совсем ничего мне про это не сказал…

А может, сюрприз готовил, может, к лету хотел мне все показать.

Ну вот, сейчас и станет ясно, что тут на самом деле происходит!

Недаром говорят «утро вечера мудренее».

– Эй, вы где?

В ответ загромыхали крышки, зашаркали ноги по половицам, и