— Ты выспалась, vita mia?

Я сужаю глаза и указываю на маленький сверток, который он держит в руках и прижимает к груди.

— Хватит красть моего ребенка.

С того момента, как месяц назад мы вернулись домой из роддома, Сальваторе использовал любую возможность, чтобы пробраться в детскую, взять Мию и повсюду носить ее с собой. Его объяснение — ей больше нравится спать у него на руках, чем в кровати. И если этого было недостаточно, он держал ее на руках, когда она бодрствовала. Все. Время.

Сальваторе поднимает голову и задерживает взгляд на мне, медленно моргая. Черт, от этого у меня до сих пор слабеют коленки.

— Милена, — говорит он таким серьезным тоном, что даже самое странное заявление звучит убедительно, — она была в твоем распоряжении девять месяцев. Теперь моя очередь.

— Она была у меня в животе, Сальваторе. Это не считается.

— А у меня считается.

Я вздыхаю и беру его лицо в свои ладони.

— Что происходит? И не говори мне «ничего», потому что я слишком хорошо тебя знаю. Так что выкладывай.

Он долго удерживает мой взгляд, потом закрывает глаза.

— Я боюсь, что она меня не полюбит.

— Что? — Я крепче сжимаю его щеки и слегка качаю головой. — Конечно, она будет любить тебя. Ты же ее отец.

Сальваторе открывает глаза, и хотя он ничего не говорит, я вижу беспокойство в глубине его янтарных глаз.

— Она будет любить тебя, — повторяю я и прижимаюсь губами к его губам. — Она будет до безумия тебя обожать. Как и я.

— Ты обещаешь? — шепчет он мне в губы.

— Обещаю. — Я кладу руку на голову нашей дочери, зачесывая назад короткие светлые пряди. — Просто посмотри на нее. Она уже любит тебя безоговорочно.

Он смотрит на ребенка, спящего у него на руках. Мия открывает глазки, и через мгновение два янтарных взгляда встречаются.

И тут мой муж улыбается.