Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— На полдороге отсюда, он еле волочил ноги.
Было уже темно, когда появился Дудукчян, с ног до головы забрызганный грязью. Вид у него был жалкий и измученный. Вардан думал, что он тотчас начнет жаловаться на жестокое обхождение крестьян, но тот не проронил ни слова, хотя на лице его было написано глубокое отчаяние.
Дудукчян молча прошел в угол ода и лег на тахту.
— Дайте мне немного табаку, — обратился он к Вардану, — у меня весь вышел.
— Пожалуйста, — ответил Вардан и подал ему коробку с табаком.
Дудукчян дрожащими пальцами скрутил папиросу.
— Наш народ — это сфинкс, загадка, — заговорил он, словно сам с собой. — Сколько ни наблюдай, ни изучай его, все равно не узнаешь до конца. Или он не имеет истории, или же он сам — уродливое порождение истории…
Он замолчал и жадно закурил, словно пытался найти в этом успокоение. Вардан молча, с глубоким сожалением смотрел на него, вспоминая, что еще вчера этот юноша был полон кипучей энергии. Сейчас он напоминал ему мотылька, неосторожно опалившего свои крылышки…
В это мгновение в ода вошел старик Хачо, а спустя несколько минут, как обычно по вечерам, собрались и все его сыновья.
Вскоре подали ужин. За ужином Дудукчян выпил больше обычного и заметно повеселел. Он даже запел известную песню Тагиятянца «Господь, храни армян…» Когда убрали со стола, гость обратился к старику Хачо:
— Прикажите закрыть двери ода, чтобы нам не помешали. Я хочу вам кое-что сообщить.
Недоумевая, что означает эта таинственность, старик все же велел одному из сыновей закрыть дверь.
Все молча ждали.
— Скоро начнется война между Россией и Турцией. Вы слышали об этом? — спросил Дудукчян.
— Мы ничего не знаем, — в один голос сказали Хачо и его сыновья.
— А я кое-что слышал, — заметил Вардан. — В нашем краю русские усиленно готовятся.
Весть о войне как громом поразила бедного старика.
Ему пришлось быть очевидцем войн между русскими и турками, и он помнил, какими тяжелыми последствиями они были чреваты для армян. Что же касается Айрапета, то только теперь ему стал ясен смысл слов, сказанных Хуршид несколько дней назад его жене. Он понял, с какой целью Фатах-бек вооружал свое племя.
— Да, война неизбежна, — продолжал Вардан, — недаром говорится, что если лошадь и мул дерутся, то ослу несдобровать.
— Это верно, — поддержал его Айрапет, — нас затопчут, ураган войны сметет всех армян.
— Слушайте, — продолжал Дудукчян, стараясь говорить как можно проще, чтобы все его поняли. — Предстоящая война не похожа на те войны, которые велись до сих пор между русскими и турками. Эта война преследует совсем другую цель. Вы не читаете газет, а поэтому, конечно, не знаете о том, что происходит сейчас в другой части света, на Балканском полуострове. Там тоже живут христиане, которые, так же как и мы, веками страдали под турецким игом. Но они не хотели больше терпеть турецкий гнет, восстали и вот уже больше года сражаются за свою свободу. Сперва они победили, потом оказались побежденными и потеряли много людей. Наконец вмешались русские и во имя освобождения христиан выступили в их защиту. В Константинополе собрались представители европейских государств, чтобы отстоять некоторые права славянских народов, но так ни к чему и не пришли. И теперь русские хотят силою оружия заставить турок признать свободу христианских народов.
Хотя весть о войне на Балканах разнеслась по всему свету, но для деревни О… она была новостью, и поэтому все с большим вниманием слушали Дудукчяна.
Армянский крестьянин живет в полном неведении того, что происходит за пределами его уезда. Крестьянам было известно, что турки с кем-то воюют, но с кем и из-за чего — они не имели понятия. О том, что Турция ведет войну, видно было по тому, что во много раз увеличились налоги, взыскивали их строже прежнего и все время твердили, что «государство воюет и ему надо помочь».
— Война между русскими и турками ведется за освобождение христиан, — продолжал Дудукчян, — и да будет вам известно, что армяне — наиболее угнетенная часть турецких подданных. Впрочем, вы знаете это не хуже меня, потому что сами жертвы этого гнета. Стало быть, время и армянам подумать о своей свободе.
— Что же нам думать? — ответил старик Хачо. — Вы же сами говорите, что русские воюют за освобождение христиан… Пошли им бог удачи, они придут и спасут нас.
— Это верно, — вмешался Вардан, — но не надо забывать и другое. Пословица говорит: «Пока дитя не заплачет, мать ему грудь не даст». Армяне своим молчанием, покорностью, терпеливым ожиданием ничего не добьются, они должны протестовать.
— Да, должны протестовать, — подхватил Дудукчян, — и этот протест должен выражаться в том же, в чем он выражается у других христианских народов.
— Вы хотите сказать, что и армяне должны взяться за оружие? — прервал его старик.
— Да, именно это я и хочу сказать. Таков закон жизни. Тот, кто не умеет с оружием в руках защищать свою свободу и проливать кровь, обречен на рабство. Если армяне хотят чего-то добиться и стать независимыми, они должны доказать, что не лишены храбрости и умеют воевать. Сейчас для этого самый подходящий момент.
Горькая усмешка появилась на морщинистом лице старика.
— Благословенный, как же армяне могут доказать свою храбрость и умение воевать, когда турки не оставили нам даже ножа, чтобы зарезать курицу?
Дудукчян замялся, не зная, что ответить, но Вардан пришел ему на помощь:
— За этим дело не станет. Я могу доставить вам сколько угодно оружия, было бы кому воевать. Вы же знаете, что я контрабандист. Мне знакомы все тайные тропы в горах и ничего не стоит провезти оружие.
— Одного оружия недостаточно, — возразил рассудительный старик. — Кто сможет изменить душу армянина, вдохнуть в него храбрость, чтобы он, по примеру славянина, который борется сейчас за свою свободу, взялся за оружие? Что толку от оружия, коли народ живет в рабстве?
— Нельзя так судить о народе, староста Хачо, — сказал Дудукчян. — Неужели наши армяне полностью утратили свою честь, храбрость и стремление к свободе? Нужен толчок, и в какой-то момент эти чувства проявятся. Сейчас самое удобное время. Русские будут воевать с турками, но надо, чтобы и армяне в свою очередь не сидели сложа руки. Я уверен, что русские охотно помогут нам.
Сыновья Хачо сидели молча, но Ако, который не прочь был породниться с беком, чтобы иметь в его лице сильного покровителя, — этот Ако, с неприязнью слушавший гостя, обратился к нему:
— Братец, от твоих слов пахнет кровью. С тобой лучше не иметь никакого