– Сынок, я так рада за тебя. Я счастлива вместе с тобой. Такая девушка досталась тебе! Береги ее сынок.

– Ну, все, мам, пока. Целую тебя и люблю.

– Я тебя тоже очень люблю и тоже целую. Удачи тебе, сын.

   Игорь поехал в дачный поселок, но по дороге передумал и повернул обратно. Он ехал к Люсе и отцу Игоря Шохова.

   На Люсе было черное платье и черная кружевная косынка. Она не плакала, но лицо было будто каменное. Белые, как мука, щеки и черные круги под глазами. Отец сидел у гроба. Он был чисто выбрит, чисто одет и совершенно трезв. Он сидел у изголовья, держась левой рукой за край гроба и, не отрываясь, смотрел в лицо сына. Губы его шевелились – видно он хотел сказать сыну все, что не успел сказать при жизни. В комнате находилось несколько женщин и один пожилой мужчина. Все они оглянулись на Игоря, когда он вошел в комнату. “Надо было хоть цветов купить” – с досадой подумал Игорь. Он тихонечко прошел меж стоявших людей, пришедших проводить в последний путь близкого человека. Тронул осторожно за плечо безутешного отца, тот вздрогнул, медленно повернул голову.

– Нет у меня больше сыночка, нет, – тихонько заплакал отец и слезы градом, как у ребенка, потекли одна за другой по его морщинистым щекам. – Это я виноват, один я. Никогда себе этого не прощу.

   Он поднялся со стула, взял Игоря за руку и вымученно тихонечко попросил:

– Найдите его. Обещайте, что найдете.

– Мы ищем. Уже кое-что известно. Мы найдем его, найдем. Обязательно. А Вы держитесь. На Ваших плечах Людмила и внук. Держитесь.

– Да, да, я им теперь и отец и дед. Я должен заменить Игоря, сыночка моего.

   В это время в комнату вошли несколько человек – трое мужчин и женщина. Все были дорого и строго одеты, они несли несколько венков и большую охапку цветов – белых роз. Женщина разложила цветы в гробу и перекрестилась. Мужчины прошли за изголовье и поставили венки к стене. Игорь непроизвольно пересчитал венки – восемь.

   “С работы” – догадался Игорь и потихонечку отступил к двери. Там с опущенной головой стояла Люся. Игорь обнял ее за плечи, притянул к себе, поцеловал в макушку.

– Держись, Люсенька, на твоих руках теперь двое мужчин – один старый, другой малый. И больше у вас никого нет. Поверь, мне очень жаль, но…

– Спасибо Вам, Игорь Дмитриевич, за сочувствие, за помощь в розыске убийцы.

   В поселок Игорь приехал перед обедом. Стас еще не вернулся. Галя потребовала от Игоря немедленно рассказать ей, где он был и что сделал. Игорь подробно рассказал о посещении внука бабы Клавы, родных Игоря Шохова и сказал, что Ивана Андреевича хоронят сегодня в два часа.

   Галя всполошилась.

– Игорь, надо обязательно поехать, попрощаться. И бабу Клаву надо бы проводить. Я сейчас быстро переоденусь и поедем в Кузькино на кладбище. Ой, подожди, ты же голодный, я сейчас тебе накрою и пойду одеваться, – Галя рванулась на кухню. Игорь поймал руку Гали:

– Стой, Галя, я сыт. Меня соседка внука бабы Клавы накормила такими оладушками, какие я в жизни не ел. А кисель был – объешься, вернее, обопьешься, малиновый. Иди, одевайся, мы как раз успеваем. Я точно не обещал приехать, думал, если Стас вернулся и будет работа, но коль его еще нет, надо поехать.

   Они приехали на кладбище чуть раньше похоронной процессии. Оставив машину поодаль от кладбища, медленно пошли по тропинке.

– Игорь, ну как же мы без цветов. Смотри, вон там, на лугу сколько дикой сирени растет, давай наломаем. Он очень любил сирень. В нашем саду мои родные развели сирень от его черенков.

   И они наломали огромные букеты сирени – белой, сиреневой и коричневой.

   Они подошли к воротам кладбища одновременно с подъехавшими машинами. Кладбище было небольшим, заросшее все той же сиренью. Могила была выкопана прямо под большим кустом сирени.

– Видишь, зря мы сгубили столько веток, у него прямо над могилкой будет цвести сирень всегда живая. – Галя виновато потупилась.

– Ну, кто ж знал…

   Народу было много. Люди были всякие – интеллигентные, строго хорошо одетые и попроще. Молодые и не очень. Как видно, Ивана Андреевича любили и уважали. Впереди процессии шли дети Ивана Андреевича со своими супругами, внуки и девушка Славы. Когда гроб был установлен на табуреты возле открытой могилы, к гробу пробрался пожилой мужчина. Он говорил долго, тихо и печально. Речь его не была заучена, как это бывает иногда, когда на такие “митинги” нанимают специально читающих прощальные речи людей.

– Кто это? – не выдержал и спросил у, рядом стоящей, пожилой женщины, Игорь.

– Это друг Ивана, с детства дружили, вместе в одном дворе росли, вместе в школу ходили, за одной партой сидели. Вместе служили. Женились даже одним летом и дети у них родились в одном году.

– Понятно, – Игорь тяжело вздохнул.

   На Галю процедура похорон подействовала удручающе. Она стояла присмиревшая, тихая. Когда Игорь повернулся к ней, она подняла на него виноватые глаза.

– Что с тобой? Ты что-то хочешь мне сказать? – шепотом спросил Игорь.

– Я чувствую себя виноватой в его смерти.

– Да что ты, Галя! При чем здесь ты. Я пока не знаю, в чем тут дело, но уж виноватой ты себя не должна считать никак.

– А я считаю, – Галя заплакала.

– Ну, поплачь, поплачь, возможно, тебе станет легче, – Игорь за плечи прижал Галю к себе.

   Когда гроб опустили и прощавшиеся стали бросать в могилу землю, Игорь с Галей тоже проделали эту процедуру – так положено. В это время к Игорю подошел Слава.

– Игорь Дмитриевич, еще раз большое Вам спасибо. А вон, видите, рядом бабушка.

   Игорь посмотрел туда, куда указывал внук Ивана Андреевича. С фотографии смотрела красивая улыбающаяся, какой-то тихой нежной, улыбкой совсем не молодая женщина.

– Теперь они снова вместе, – раздался сбоку печальный голос. Игорь повернул голову – рядом стоял сын Ивана Андреевича.

– Спасибо Вам, Галочка и тебе спасибо, – он крепко пожал Игорю руку. – Вы знаете, может здесь не место говорить о таких вещах, но вчера Славик ездил в наш домик на даче, там все перевернуто. Кто-то что-то искал. Папа сам не мог сотворить такой бардак, он был очень аккуратен.

– Что? – вскрикнул Игорь, – что? В домике Ивана Андреевича кто-то был? – видно он очень громко это произнес, на него оглядывались. – Нет, сам он не мог. Мы были с Галей