Солдатам стало по-настоящему страшно. А если эта дьяволица вдруг вызовет сюда своего покровителя?! Оба крепких рослых воина бросились ближе к двери, остановились, прижавшись к самой решетке, чтобы в случае чего заколотить в нее, требуя открыть.

Девушка не обратила на их метания никакого внимания, она остановилась, с мольбой вознеся глаза на стену. И вдруг…

– Ты… ничего не видишь? – в ужасе шепотом поинтересовался один солдат у другого.

Тот стоял, уставившись в угол, только что бывший совершенно темным. Там появилось слабое свечение, оно не выявило паутину на стенах, неровную кладку камней, просто светилось, и все. По камере поплыл запах, как в соборе во время службы…

А Жанна уставилась на это светлое пятно, словно видела в нем нечто большее, чем просто свет, ее губы зашевелились, глаза загорелись радостью и восхищением, а голова закивала, соглашаясь.

Второй солдат схватил первого за руку и свистящим шепотом затараторил на ухо:

– Не вижу и тебе не советую! Если не хочешь за ней на костер, то и ты не смотри!

Тот быстро согласился:

– Да, да, ничего не было, совершенно ничего! Я ничего не видел!

Они демонстративно уселись спиной к Деве, правда, осторожно кося в ее сторону глазом. Девушка перестала метаться, успокоилась и теперь сидела на своем ложе, молитвенно сложив руки. Ей было не до надзирателей. Появившаяся в свете святая Екатерина укорила девушку:

– Господь каждому дает столько, сколько человек способен вынести. Каким бы ни было испытание, ты способна его перенести. Будь мужественна и держись. Враги не должны увидеть твоего страха и отчаяния.

– Я слабая девушка… Я боюсь огня, боюсь боли…

– Ты гораздо сильнее, чем о себе думаешь. Ни один человек не знает пределов своей силы. Верь, и Господь тебя не оставит.

После этого уже стали не страшны завтрашние мучения, допросы судей и даже сама казнь.

Но, как оказалось, только до поры…

31 мая 1431 года с утра на Рыночной площади Руана собралась внушительная толпа, и люди продолжали прибывать. Не каждый день сжигают еретичек, да еще таких! Одной только охраны более восьми сотен человек. Она действительно ведьма, если англичане так боятся. Были, конечно, и жалевшие девушку, все же такая молоденькая и маленькая… Совсем не похожа на ведьму. Но, может, так и должно быть, дьявол умеет искусно рядиться в такие наряды, что не сразу разберешь.

А эта упорная, руанцы помнили, что совсем недавно она отреклась от своих заблуждений, да, видно, слишком погрязла в ведовстве, снова принялась за старое… Такой, конечно, место на костре.

Девушку доставили одетой в серную рубаху под охраной еще ста двадцати солдат. На возвышении уже сидели судьи во главе с кардиналом Винчестерским, было ясно, что на сей раз никакого отречения и прощения не будет.

На сей раз и костер был иным. Помост, на котором он располагался, куда выше обычного, хворост сложен так, чтобы палач смог дотянуться только до дров, но не до осужденной. Это означало, что обычного удушения перед сожжением не будет, и она испытает все муки ада сполна.

В остальном, как и в прошлый раз: чтение обвинения, долгие увещевания священника, солдаты даже начали кричать, чтобы скорее заканчивал свою проповедь, нечего уговаривать ту, которая так быстро вернулась к своему ведьминому ремеслу. В чем оно заключалось, никто сказать бы не смог. Но перед чтением приговора Кошон тоже укорил Жанну, что не удержалась и оступилась снова. Больше всего епископ боялся, чтобы девчонка не вступила с ним в пререкания по поводу его собственной вины. Но Жанна и не собиралась этого делать, ей было все равно.

Наконец произнесены самые страшные слова:

– Церковь отрекается от тебя, Жанна…

Ну вот и все, теперь ее сожгут. Жанна попросила только возможности помолиться. В таком не отказывают даже обреченным, пришлось позволить.

Когда девушка, почти ребенок, со связанными руками встала на колени и принялась горячо, истово молиться, в толпе все же раздались рыдания. Но солдаты стояли спиной к сложенному костру, зорко наблюдая за поведением горожан, чтобы пресечь любую попытку прийти на помощь еретичке. Никто и не пытался, понимали, что бесполезно.

Пересохшие губы зашептали:

– Господи, прошу, прими мою душу! Прими мою измученную душу, когда она покинет столь же измученное тело. Я оступилась, отрекшись, но Ты милостив, прости мой грех. Иисусе, не оставь меня в последний час, помоги выдержать все и не молить врагов о пощаде. Мой дух готов выдержать, но мое тело боится боли, помоги вынести эту боль! Господи, прости всех, кто был со мной рядом, когда я выполняла Твою волю, прости им, если делали что не так! Будь милостив к моим родителям, они вытерпели много горя из-за меня. Пощади их, Господи! Прости и врагов моих, тех, что сейчас будут любоваться на мои мучения. Они не поверили, что я выполняла Твою волю, это их беда.

Иисусе, я знаю, Ты так же молил Господа о прощении своих убийц. Тебе было тяжело, очень тяжело среди неверия и предательства, но Ты выдержал. Помоги выдержать мне. Я буду надеяться только на Тебя, Иисусе!

Годонам надоела долгая молитва девушки, солдаты внизу принялись кричать, угрожая расправиться с ней и без суда. Конечно, Жанна не понимала выкриков по-английски, но она хорошо понимала звучавшую в их голосах злость и ненависть. Солдаты ненавидели не ее саму – девочку с бритой головой, одетую в серную рубашку смертницы, они ненавидели свой страх перед ней. Худенькую, измученную, закованную в цепи, они боялись ее больше вооруженного противника. Почему? Разве она угрожала или сделала что-то плохое? Всего-навсего не желала, чтобы чужие солдаты топтали землю ее милой Франции, и просила добром уйти домой. Она не желала мстить, не желала разорить в ответ их дома и города. И все же годоны ненавидели Жанну.

Еще немного, и ее сожгут им на потеху, и никто из друзей и соратников не увидит ее смерти, никто не произнесет доброго поминального слова, глядя, как она исчезает в огне костра!

Но даже об этом думать сейчас не хотелось, Жанна забыла обо всех – родных, друзьях, врагах… Забыла о площади, полной любопытного народа, о предательстве, об одиночестве… Теперь Дева помнила только об одном: она должна выдержать последние муки, не предать сама и не отказаться от веры, от самой себя. И мольба осталась одна: Иисусе, помоги выдержать все, не сломавшись и не прося пощады!

Они даже не зачитали приговор, все было понятно и так, а солдаты действительно теряли терпение. Жанну втащили на помост, поставили к столбу, крепко привязали цепями. И вдруг она сообразила, что на ней даже креста нет! Судьи могли говорить что угодно, но она-то верила! В ответ на просьбу дать крест один из солдат словно в насмешку перевязал две палочки крест-накрест:

– Вот тебе, молись, ведьма!

Но Жанна была и тому рада, подцепила связанными руками, с трудом поднесла ко рту, поцеловала: