ногтями и погружает в прошлое, где три семени от трех таких разных мужчин были юны и любимы волшебной матерью.

* * *

Граф Кохани боготворил свою жену. Для нее он разбил вокруг замка парк, который, несмотря на все старания садовников никак не хотел становиться правильным и ухоженным. Дорожки постоянно зарастали, постриженные с вечера кусты за ночь меняли формы, светлые аллеи тонули в полумраке плакучих ветвей, выхолощенные благородные лужайки стремительно превращались в луговое разнотравье. Но дети и супруга обожали эти заросли, и граф отступил, позволив природе творить красоту по своим правилам.

Особенно любила Повилика скамью, в тени старой ивы. Когда-то именно здесь они с Матеушем признались друг другу в любви. Сейчас, качая на коленях младшего сына, женщина предавалась воспоминаниям молодости. Поодаль Виктория и Карел играли в шумные догонялки. Не поспевая за шустрой и более быстрой старшей сестрой, брат присел на корточки и коснулся земли кончиками пальцев. Трава, до этого доходившая девочке до щиколоток, принялась быстро расти, путаясь в подоле платья и затрудняя бег. Повилика легонько топнула и молодые побеги опали, а Карел одарил мать недовольным взглядом. Сестра его, тут же воспользовавшись замешательством, заставила колкую череду отцвести и прицепиться липучими семенами к бархатному наряду брата.

— Мама, она испортила мой костюм!

— Он первый начал!

С жалобами побежали они к Повилике, но та в ответ лишь грозно опалила их разноцветным огнем глаз и вновь переключила внимание на младшего.

— Тебе не подвластен, как им, подлунный мир. Но только ты сможешь защитить их от самих себя и от зла, что таиться всюду. В твоей сестре — моя жажда жизни, в твоем брате — моя любовь, а в тебе, Маттео, — надежда на спасение души. Береги их и тот свет, что растет в тебе, он — тепло домашнего очага и маяк средь могильной тьмы. Он отыщет сестер и братьев и вернет даже из мрака смерти. Ты — будешь их слуга, и ты же — их господин, покуда вьется единый и неделимый род Повиликовый.

* * *

— Все-таки один из нас?! — Полина уставилась на Рейнара так, словно он опять ее предал.

— Как я сразу не узнал, сходство ведь поразительное, — Гиностемма разглядывал молодого мужчину как фотограф, выбирающий лучший ракурс для модели. — Вы очень похожи на своего деда, месье Гарнье. Жесты, мимика, интонации, даже эта челка….

— Отец говорил. Сам я его почти не помню. Дед много путешествовал и к нам приезжал редко. Он умер, когда мне было десять.

— И в вашей жизни тут же появился богатый родственник, внезапно нашедшийся кузен со связями и безграничной тягой к семейным корням. Ничего подозрительного — обычное везение, — голос Карела сочился язвительной горечью. Мужчина будто не мог простить самому себе недальновидный просчет.

Девушка нетерпеливо потянула за рукав, привлекая внимание и требуя объяснений.

— Теперь все сходится. Как ты знаешь, одно время я преподавал в Академии вольных садовников. Там был юноша, восставший против системы, нарушивший с десяток правил и забравший у графа кое-что очень ценное. Это долгая история и явно не для нынешнего момента. Кратко — он сбежал вместе с еще одной воспитанницей, а Академия, практически, прекратила существование. Они замели следы, сменили имена, разменяли карту мира на десятки стран. Я потерял беглецов из виду в одном из шумных городков Раджастана. Тот бунтарь — ваш дед, Рейнар.

— Что он забрал у дяди, то есть у графа?

— Полагаю, остатки сердца и того, что называют семьей. Карел Кохани был его отцом и, стало быть, вашим прадедом.

— Жаль, я попкорн не захватил, — Бастиан Керн слушал, оперевшись о древко лопаты. — Вашим историям место на телешоу в рубрике «Семья года» или в садоводческих, вроде «Сад моей мечты».

— Молодой человек, не паясничайте, а займитесь тем, что у вас получается значительно лучше орудования лопатой — отнесите меня к вон той живописной группе почивших братьев, — оживший пень Юджин Замен попытался встать, но даже с поддержкой Белой Розы у него ничего не вышло. — Нда, корчевали вы меня варварски, удивительно, как вообще без ног не остался.

Полин Макеба сочувственно покачала головой и ласково погладила старика по шрамированной щеке.

— Давай, лапушка, помоги забраться на спину к твоему хахелю, не все тебе на нем ездить!

Бастиан хмыкнул, одарил воскресшего Пиня кривой саркастичной улыбкой и присел рядом с ним на корточки:

— Конь генералисимуса подан. Куда скакать прикажете?

— А он мне нравится, Роззи, — кряхтя и вцепляясь в широкие плечи хирурга, сообщил мужчина. — А поначалу казался лихим и придурковатым чудилой, съехавшим от твоих аппетитных буферов.

— Он точно твой отец? — младшая Повилика прошептала на ухо Карелу, чем вызвала на тонких губах мимолетную улыбку.

— Что, не тянет на респектабельного джентльмена викторианской эпохи? Клубы Сохо и во времена его молодости были весьма порочным местом, да и мать, даром, что из высшего света, знала толк в развлечениях. Они отлично вписались в эпоху джаза, — мужчина задумчиво смотрел, как старик вскарабкивается на спину кардиолога, но видел явно картины далекого прошлого. Замотав головой, прогоняя непрошенные образы, Гиностемма одобряющее подмигнул Полине: — не ведись на эту браваду, она — проверка на чванство и спесь. Отца всегда бесило высокомерие и лицемерность общества. Жаргонная грубость речи один из способов заставить собеседника показать истинное лицо. Твой крестный отлично справляется.

Тем временем Бастиан выпрямился, а устроившийся у него на загривке оратор принялся крутить головой, изучая окрестности:

— Я передумал. Давай вон к той эбеновой коряге, кажется, я узнал в ней брата Кипрея. Паршивец должен мне триста фунтов еще со скачек в Донкастере! Малец, поможешь выбить труху еще из одного старого пня?

Последнее фраза была обращена к Рейнару, который так же, как и Полина наблюдал за происходящим с выражением ошалелой растерянности на лице.

— Уверен, что собирать старые долги сейчас хорошая идея? — Гиностемма посмотрел на отца с укоризной взрослого, уставшего от детских капризов.

— Другого подходящего случая может не подвернуться, тут конец света надвигается! — Юджин не собирался сдаваться, для пущей убедительности пытаясь пришпорить Бастиана коленями. К счастью последнего, ноги старика почти не слушались.

— Потрясающий оптимизм. Кажется, ты знаешь, как вернуть наших к жизни?

Старший Замен смерил сына насмешливым взглядом:

— Общество юной леди превратило тебя в идиота? Три повиликовые ветви привитые к одному пню пробуждают его к жизни. Сейчас наша мисс Колючка заглянет в подноготную суть вон той дружной группы упокоившихся братцев, и мы вместе с этим симпатичным дружелюбным юношей вытащим самых боевых и полезных из могильной тьмы обратно на свет