– Я всегда восхищался твоей хитростью, Милена, – улыбнулся блюститель. – Но против колдунов она бесполезна. Судя по волне неподдельной скорби, ты снова соврала.

Королева, не выдержав, бросилась к Королю, попыталась растормошить его и наконец зарыдала у него на груди.

– Он убит, Милена, – сказал блюститель, – и последнее, что он услышал, это признание в твоём безразличии. Досадно, не правда ли? Ты хоть раз говорила ему, что любишь? Думаю, нет. Это было бы ниже твоего достоинства, не так ли? Вообще, у тебя есть всё, чтобы стать выдающейся колдуньей. И скоро не останется ничего, что держит тебя в человеческом звании.

– Мама, не слушайте его, – тихо сказал Принц. – Там, за дверью, вы скажите папе, что любите его, да он и сейчас может это услышать.

– За дверью? Какой ещё дверью? – уточнил блюститель.

Принц поднялся, почувствовав вдохновение говорить блюстителю всё, что знает.

– Смерть это не конец, это просто переход. Отец всё слышит, он рядом.

– Это Порф заместо няни рассказывал тебе сказки на ночь?

– Нет, я сам это пережил. Помнишь, как в зимнем дворце ты сказал Колдуну: «Действие чар скоро закончится»? Я это слышал и видел, хотя был без сознания. А потом Арбен ушёл за дверь, за которой был свет.

– Так что же с ним случилось за дверью? Может, он растворился в этом свете?

– Если бы он растворился, он бы не смог говорить со мной, – ответил Принц. – Он жив. Как и дед, как и все, кто в этой комнате, кроме тебя. Ты один почти мёртв.

– Только почти? – усмехнулся блюститель.

– Да, потому что ты ещё можешь ожить. Если захочешь. У тебя есть свобода выбора, лишиться которой не в твоей власти. И главный колдун не властен отнять её у кого-либо.

Принц дивился сам себе – откуда эти слова? Королева, умолкнув, подняла на него изумлённый взгляд.

– Я не хочу ни умирать, ни оживать, – ответил блюститель. – И в моей власти исполнить это желание.

– Ваше блюстительство, – Дрюм прокашлялся, – готовясь к сегодняшней встрече, я изучил некоторые древние рукописи, и касательно последних времён они единогласно пророчествуют о победе белых магов. А я помню, что вы всегда предпочитали занимать сторону сильнейшего. Почему же на сей раз вы сделали такой выбор?

Ох, Дрюм, приверженец строгой логики, кажется, сумел добиться от блюстителя капельки замешательства.

– Бестолковый учитель, ты уже забыл, что вопросы задаю здесь я? – огрызнулся блюститель.

– Нет, не забыл. Но моя любознательность пересилила осторожность, – вздохнул Дрюм. – Я не надеюсь выбраться отсюда живым, но не хотелось бы тащить на тот свет неразрешённые вопросы.

Блюститель сощурил глаза, очевидно, колеблясь.

– Пророки склонны выдавать желаемое за действительное – разве это не твои слова, Дрюм? Откуда они могут знать, кто кого победит, если исход битвы зависит от каждого из нас? В этом мире всё больше ненависти и тоски, а они питают главного колдуна. – Блюститель воодушевлялся по ходу своей речи, будто убеждая себя в собственных словах. – Без лишней скромности скажу, что совершил настоящий прорыв в мире зла. Ни один человек не достигал такой мощи. Покончив с Лакронией, я завоюю земные царства одно за другим. А тех, кто не покорится новым порядкам, отправлю туда, откуда не возвращаются. Пусть блаженствуют за своей дверью, хоть в свете, хоть во тьме. На земле им места не останется. Так что, Дрюм, мне больше нет нужды занимать сторону сильнейшего, я сам стал сильнейшим. Теперь ты уйдёшь в небытие настоящим всезнайкой?

– Похоже, я был завышенного мнения о вашем уме и расчётливости, – ничуть не впечатлившись, ответил Дрюм. – Дело в том, что силы Высшего мага никак не зависят от количества добра на земле или чего бы то ни было. Вашему колдуну с ним не совладать. А вам он просто даёт время …

Дрюм не успел договорить – огненный шар сразил и его. По сравнению с Королём, он упал совсем тихо. Принц никогда не подозревал в старом учителе столько мужества и веры. Как жаль, что он не успел выразить ему своё уважение.

– А это кто у нас остался? – блюститель уставился на Лили. – Это её ты хотел спасти от Принца? – обратился он к Риччи, и тот кивнул.

Принц взял её за руку и заслонил собой.

– Ваше блюстительство, вы меня совсем не помните? – поборов волнение, Лили выглянула из-за спины Принца.

– Смутно, очень смутно, – ответил тот.

– Ты видел её каждый день, – объяснил Принц, – но она не причинила тебе никакого зла, скорее, наоборот, поэтому и не помнишь её.

– Что ж, Риччи, – сделал вывод блюститель, – я считаю, что такая девушка тебе не подходит.

– Возможно, но я бы хотел в этом удостовериться. Я уведу её, а дальше видно будет, – сказал Риччи.

Блюститель промолчал, и Риччи двинулся к Лили. Принц отпустил её руку и сделал шаг в сторону.

– Иди, заклинаю тебя, иди, – произнёс Принц как можно убедительней.

А дальше всё произошло так быстро, что он едва успел сориентироваться. Кто-то разбил снаружи окно, ворон влетел в трапезную и спикировал на блюстителя, но тот рукой отразил его атаку – ворон ударился о стену и не поднялся. В дверях показался Даниэль с ушатом воды. Ему недостало сил, чтобы окатить блюстителя с головы до ног – вода попала только на спину. Душераздирающий крик сотряс трапезную. Тем временем Риччи развернул ковёр, вскочил на него и устремился к Лили, но огненный шар сбил его. Принц указал ковру на Даниэля, тот мгновенно послушался и унёс его. Огненный шар полетел им вслед, но не догнал. Из-за разбитого окна показался Камил – он направил на блюстителя арбалет, на стреле которого Принц разглядел что-то вроде губки, но не успел даже прицелиться…

Спина блюстителя шипела, будто вода попала на раскалённый уголь.

– Ты знаешь, что такое боль, Патрис? – прохрипел он.

Королева бросилась к сыну.

– Ваше блюстительство, – залепетала Лили. – Я знаю, что такое боль. Помните, вы случайно опрокинули на меня котелок с кипящим маслом, когда мне было семь лет, и я никому такого не пожелаю, и я не хотела, чтобы сегодня так случилось, мы так не хотели… Вот, я могу показать след. А помните, вы обожглись об ухватку, я приложила мазь и боль стихла? И вы тогда сказали «спасибо», а от ожога не осталось и следа. А как вы любили свежий хлеб с тмином! Однажды я замешивала его, когда мне было грустно, и вы сказали, что хлеб получился невкусным. И я обрадовалась, что есть на свете такой тонкий ценитель моего хлеба.