Позади в реке что-то булькнуло. Кто там?

Никого…

Разведчик огляделся по сторонам.

Дорога осталась справа, мост отсюда виден не был. Так же как и позевывающий от скуки, одинокий полицай, прохаживающийся по нему. Остальные коллеги часового сейчас сидели в деревушке. Прямо перед Лемешевым стеной стоял лес, до него оставалось всего полсотни метров. Он еще раз огляделся. Никого.

Ничьи следы не отпечатались на мокром берегу. Не было их и на мокрой траве, ничьи ноги не ходили сегодня по ней. Ветерок слегка пошевеливал ветки близлежащих кустов. Где-то там, в лесу, посвистывали птицы. Это хорошо, значит, рядом с ними людей нет.

Сержант прислушался. Нет, никаких посторонних звуков в лесу не было. Можно двигаться дальше?

Отойдя от реки около километра, Лемешев перевел дух. Самый опасный участок пути остался позади. Теперь можно хотя бы не ползком ползти, а то одежда уже вся пропиталась водой, да и в сапогах хлюпало. Теперь еще бы пересечь перешеек между болотами — и ищи-свищи…

— Маркус, ты его видишь? — прошептал наблюдатель, не отнимая от глаз бинокля.

— Да, Ганс, только вот стрелять сейчас мне неудобно. Этот чертов русский почти не появляется на виду. Помнишь, что сказал гауптман? Один выстрел — и все! Обождем…

— Он может уйти в лес.

— Может. И точно сделает это, если я промахнусь.

Снайпер замолчал.

Молчал и его напарник.

Так прошло несколько минут.

— Ганс!

— Да?

— Вон там, в кустах… видишь небольшую проплешину?

— Это ту, где лежит береза?

— Да, именно эту.

— Вижу.

— Он будет проходить мимо нее и на фоне березы хорошо прорисуется.

— Там, перед проплешиной, кусты. Они его закроют.

— Верно. От человека, стоящего на земле. Но я-то сижу на дереве, и мне кусты не мешают.

— Смотри, Маркус. Тебе в данном случае виднее.

— Ветер?

— Северо-восточный, слабый.

— Дистанция до цели?

— Около двухсот восьмидесяти метров.

Лемешев приподнял голову над пеньком.

По-прежнему было тихо, лишь беззаботные пичужки трещали где-то в кустах. Оставалось еще около тридцати метров, а дальше можно будет облегченно вздохнуть. Кончалась надоевшая до чертиков заболоченная местность. Начинался вполне нормальный лес, уже не такой мокрый.

Сержант еще раз огляделся. Ничего не предвещало опасности. Казалось, еще один бросок — и, увеличив темп, наконец удастся оторваться от изматывающего ощущения чужого присутствия. А оно преследовало Лемешева на всем пути от реки. Странно, ведь никаких следов, указывающих на наличие здесь кого-нибудь, кроме него самого, не было. Ни звуков, ни запахов. Если здесь и ходили немцы или полицаи, то достаточно давно. Ни сломанных веток, ни мятой травы — не было ничего.

Ну что — последний рывок?

Он еще раз огляделся и крепче сжал в руках автомат. Выдохнул воздух, прочищая легкие, и плавно скользнул вперед. Вставать во весь рост все же не хотелось…

— Маркус! Он уже у кустов!

— Не мешай…

Гулко ударил выстрел, и, напуганные этим, замолкли в кустах птицы.

Эхо прокатилось по лесу…

РАДИОГРАММА

Срочно, секретно.

Берлин, Тирпицуфер.

Адмиралу Канарису.

Докладываю вам, что подготовительные мероприятия по операции «Звонарь» завершены.

Прошу разрешения приступить к основной фазе операции.

Полковник Август фон Кранц.

РАДИОГРАММА

Срочно, секретно.

Полковнику Августу фон Кранцу.

Приказываю лично доложить о ходе операции «Звонарь». Самолет за вами выслан.

Адмирал Канарис.

— Итак, Игорь Николаевич, что у нас имеется на сегодняшний день?

— Порадовать, товарищ комиссар, пока нечем. От группы Обручева больше никаких известий не поступало.

— Плохо… А по поводу их радиограммы вы что можете сказать?

— Мы определили круг лиц, имевших отношение к данной операции. Вот список, — полковник положил на стол комиссара папку. — Всего одиннадцать человек.

— Оставьте мне, я просмотрю. Каковы ваши соображения?

— Я полагаю, что имела место утечка сведений.

— Скажите уж прямо — у нас окопался их агент!

— Не могу этого отрицать, товарищ комиссар.

— Да… А по Осадчему что? Удалось наконец, выяснить, где он там прячется?

— Здесь кое-какие проблески есть. Мы подняли документы этого времени, связанные с подразделениями связи. Удалось выяснить, что часть документов была подписана полковником Лосевым из Генерального штаба.

— И где он сейчас?

— На наш запрос сегодня получен ответ. Вот, товарищ комиссар, посмотрите…

— «На ваш запрос номер… ну, это неинтересно… ага! Указанное вами лицо на службе в Генеральном штабе не состояло… Подпись…» — комиссар поднял брови. — Это еще что? Как прикажете все это понимать, товарищ полковник?!

— Час назад ко мне позвонили из аппарата ЦК.

— Кто?

— Звонивший представился начальником сектора Лосевым, Игорем Марковичем. Он поинтересовался, кто и на каком основании разыскивает полковника Лосева.

— И что вы ему ответили?

— Пояснил, что дело чрезвычайно важное и я не имею права обсуждать его по телефону. Тем более без санкции непосредственного руководства.

— И что Лосев?

— Поинтересовался, когда я пойду к вам на прием.

— И все?

— Все.

— Непонятно…

Резко зазвонил телефон ВЧ, стоявший на приставной тумбочке. Комиссар поморщился и снял трубку.

— Рогов слушает!

Лицо его вытянулось, и он приподнялся с места. Глядя на него, встал и полковник.

— Так точно! — Комиссар ослабил ворот кителя. — Да. У меня. Есть, предоставить все материалы! Будет исполнено! Так точно, понял, к двадцати часам. Есть, доложить лично!

Он осторожно положил трубку телефона, будто она была сделана из хрусталя. Сел за стол и налил себе воды из графина. Посмотрел на полковника.

— Садись.

— Кто это был, товарищ комиссар?

Вместо ответа тот раскрыл лежавшую на краю стола красную папку и, вытащив оттуда лист бумаги, показал на подпись внизу.