объединения. Использовать ресурсы МВД для проверки и реорганизации МГБ. А сам Берия неоднократно говорил подчиненным, что партия назначила его наркомом НКВД в 1938 г., чтобы разгромить «ежовщину», а сегодня его цель — разгромить «игнатьевщину». Впрочем, версию Ю. Мухина подтверждает еще один факт. На заседании 5 марта вопрос о слиянии двух министерств проскочил легко и быстро. Хотя наверняка были противники. Да и вообще, время ли заниматься такими проблемами, когда вождь при смерти? Но ни одного вопроса, ни одного возражения не последовало. Знали — это решение Сталина.

Но и Хрущев со своей командой на заседании 5 марта сразу повел «контрреформы». Они тоже были заранее продуманы, и они уже были явно не сталинскими. Они перечеркивали решения недавнего XIX съезда партии. Президиум ЦК сокращался с 36 до 14 человек, а узкое Бюро упразднялось. Сделано это было тонко и ловко. К прежнему Бюро, избранному по воле и в присутствии Сталина, добавили двоих, которых он не допустил в Бюро. Молотова и Микояна — друга Хрущева. Но и Сталин, еще живой, номинально остался в составе Президиума. Молотов и Микоян при этом сохраняли прежние посты заместителей председателя Совета Министров. А Ворошилова избрали председателем Президиума Верховного Совета.

Шаги выглядели вроде бы оправданными. Иосиф Виссарионович выбыл из строя, персонально его заменить не мог никто. Значит, для этого требовался коллективный орган, объединяющий все ветви власти — ЦК, правительство, Верховный Совет. Достаточно мобильный, чтобы сообща решать проблемы. И представительный — для простых людей Молотов и Микоян были давними соратниками вождя, их знали лучше, чем Маленкова или Хрущева. Вероятно, как раз такими аргументами удалось убедить Маленкова и Берию, чтобы они согласились с изменением решения съезда. А на объединенном заседании вынесли как совместное предложение, от лица Президиума — и возражений не было. Хотя подобным маневром фактически возрождалось былое Политбюро. Но раньше в нем была решающей точка зрения Сталина. Теперь же возникала неопределенность: кто будет в нем лидировать?

А всего через пару часов Иосиф Виссарионович скончался, и 6 марта список Президиума уточнился. Уже без Сталина. Маленков, его креатуры Сабуров и Первухин. Берия — более близкий к Маленкову. Ну а Хрущев сомкнулся со «стариками», и его крыло составило большинство: Булганин, Ворошилов, Каганович, Молотов, Микоян. Сокращен был не только Президиум, но и Секретариат: с 10 до 5 человек. И на пост одного из секретарей ЦК был проведен Игнатьев! Бывший министр МГБ!

Тело Сталина было выставлено для прощания в Доме Союзов. Он пользовался такой любовью, что стекались москвичи, ехало множество людей из других городов. Столичная милиция оказалась не готова к наплыву слишком больших масс, возникла давка, было большое количество погибших и пострадавших (количество до сих пор неизвестно). Когда удалось навести порядок, в очереди стояли сутками. Кстати, будущий артист и автор песен Володя Высоцкий свое первое стихотворение сочинил как раз в этой очереди. Оно посвящалось Сталину, было пронизано неподдельным детским горем от утраты.

Но уже начали сквозить и иные веяния. Писатель Константин Симонов, член ЦК, тоже охваченный общей болью, излил свое чувство в статье — об изучении наследия Сталина, движению по начертанному им пути. Но ее вдруг завернули. Оказалось, что в органы печати из Управления агитации и пропаганды ЦК спущено негласное указание — подобных произведений не публиковать. 9 марта состоялись похороны, набальзамированное тело Сталина уложили рядом с Лениным, в Мавзолее.

А 14 марта руководство партии и страны опять собралось на заседание, уже в более спокойной обстановке, уточнить распределение функций. И тут-то сказалось, что на стороне Хрущева большинство. Очевидно, он провел предварительную работу, и Президиум ЦК нажал на Маленкова. Вроде бы озаботился, что у него получилось слишком много обязанностей. И Председатель Совета Министров, и секретарь ЦК. Предложил разделить более равномерно, оставить что-то одно. Он поддался.

При Сталине высшим считался пост главы правительства, он и выбрал правительство. Было принято постановление, что он занимает пост председателя Совета Министров, а Хрущев «сосредоточится на партии». При этом Маленков выпустил из своих рук рычаги партийного аппарата, отдал Никите Сергеевичу. А секретарей ЦК осталось всего 4. И когда между ними перераспределили направления, то курировать правоохранительные структуры было поручено Игнатьеву! Он стал начальством Берии по партийной линии!

Но и Берия не забыл поручения Сталина. Разгромить «игнатьевщину». В органах госбезопасности многие заслуженные сотрудники вроде генералов Судоплатова и Масленникова восприняли возвращение Лаврентия Павловича с искренней радостью. Помнили его как честного и толкового начальника, профессионала высокого класса. Абакумову и Игнатьеву было до него очень далеко. Догадывался ли Берия, что Иосиф Виссарионович убит? Очевидно, да. О передвижке времени приступа на целые сутки он должен был узнать. Но что еще? Для действий против кого-то из высших лиц в партии требовались исчерпывающие доказательства. И против кого конкретно?

Кстати, сын Сталина Василий, генерал-лейтенант ВВС, заслуженный боевой летчик, был уверен, что отца отравили. Но он в горе совсем потерял голову, кричал об этом, пришел в посольство Китая, где пытался делать заявления и просить убежища. Берия арестовал его — чем, скорее всего, спас ему жизнь. Но Василий никакими фактами располагать не мог. Однако Берия должен был ознакомиться с результатами проверки Месяцева. Расследование он начал с «дела врачей». Уже 17 марта он арестовал уволенного замминистра Рюмина. Оснований для этого было сколько угодно. При допросах Рюмин применял запрещенные методы. Увлекшись «сионистским заговором», проявил такое рвение, что наряду с виновными нахватал немало случайных людей. Но для Берии Рюмин был важен как ценный свидетель. Знавший корни, от которых раскрутились дальнейшие события.

Подкоп под Игнатьева Лаврентий Павлович подвел умело. Сам допрашивал арестованных, и, например, академик Виноградов признавался в записке на его имя: «Все же необходимо признать, что у А.А. Жданова имелся инфаркт, и отрицание его мною, профессорами Василенко, Егоровым, докторами Майоровым и Карпай было с нашей стороны ошибкой. При этом злого умысла в постановке диагноза и методах лечения у нас не было». А следователям, работавшим по «делу врачей», Берия приказал в двухнедельный срок закончить дела для передачи в прокуратуру. Результат оказался предсказуемым. Никаких доказательств не было. 1 апреля 1953 г. Лаврентий Павлович представил Маленкову доклад, что «дело врачей» сфабриковано, признания добывались пытками. Предлагалось арестованных немедленно освободить, а виновных привлечь к ответственности, в том числе бывшего министра МГБ Игнатьева.

В Президиуме ЦК теперь фактически верховодил Хрущев, и была предпринята попытка выкрутиться. Очевидно, его стараниями (кто еще стал бы «отмазывать» Игнатьева, его старого протеже?) 3 апреля было принято постановление: «Внести на утверждение Пленума ЦК следующее предложение Президиума ЦК: “Ввиду допущенных т. Игнатьевым С.Д. серьезных ошибок в руководстве быв. Министерством государственной безопасности СССР признать невозможным оставление его на посту секретаря ЦК КПСС”». Но пленум должен был собраться только в конце месяца, и Берия, вероятно, опасался, что «внести предложение» могут забыть, спустить на тормозах. Его такое решение