преданный нашему делу человек. Позови, и, не сомневаюсь, он не колеблясь отдаст жизнь за партию. Но нельзя пройти мимо его недостойных поступков. Товарищ Молотов, наш министр иностранных дел, находясь под “шартрезом” на дипломатическом приеме, дал согласие английскому послу издавать в нашей стране буржуазные газеты и журналы… А чего стоит предложение товарища Молотова передать Крым евреям?.. У нас есть еврейская автономия. Разве этого недостаточно? Пусть развивается эта республика. А товарищу Молотову не следует быть адвокатом незаконных еврейских претензий на наш советский Крым».

Микояна Сталин раскритиковал за его предложения дать послабления колхозникам, снизить с них налоги. С точки зрения благосостояния людей Микоян был прав — деревня жила очень трудно, колхозники работали на пределе сил. Но Иосиф Виссарионович смотрел дальше — с точки зрения государственной, противостояния с Западом. Продукция сельского хозяйства составляла главную часть экспорта, обеспечивала валюту, а значит, и развитие промышленности. Сталин строил расчеты, что для СССР необходимо поддержать достигнутые темпы экономического роста, выйти на уровень американцев и их партнеров. А в результате придет благосостояние и в деревню. Пока же ей нужно еще поднапрячься, поддержать общий штурм.

Впрочем, может быть и так, что разногласия по сельской политике стали лишь предлогом. Не исключено, что у Сталина появились другие причины не доверять Микояну, но пока недоказанные. Про Ворошилова и Кагановича Иосиф Виссарионович выразился почтительно, что они «остаются видными политическими деятелями», но работа министров требует «больших сил, конкретных знаний и здоровья». Поэтому их перевели с министерских постов в заместители председателя Совета Министров. Но тут же Сталин добавил: «так что я даже не знаю, сколько у меня заместителей». Откуда легко было догадаться, теперь они остаются лишь представительными фигурами.

Список Президиума ЦК, заменившего Политбюро, Сталин составил и прочитал сам. Он оказался очень большим, 36 человек. А поскольку этот орган получался громоздким, создавалось более узкое Бюро Президиума. В него вошли Сталин, Берия, Булганин, Ворошилов, Каганович, Маленков, Первухин, Сабуров, Хрущев. Что касается Молотова и Микояна, то критику на них Иосиф Виссарионович обрушил не случайно. В широкий Президиум они попали, а в узкое Бюро уже не вошли. Расширялся и Секретариат ЦК. Вместо 5 секретарей стало 10. Однако Генерального секретаря больше не было! Формально 10 секретарей оказывались равноправными! А Сталин становился лишь одним из 10! Его власть отныне обеспечивались только одной должностью — Председателя Совета Министров! Стало быть, именно эта должность становилась главной в СССР!

К чему вело подобное положение, понять не трудно. Правительство получало приоритет над ЦК. А в перспективе роль партии должна была постепенно снижаться, сводиться к функциям обеспечения линии правительства и подбора кадров. Кстати, среди молодых и перспективных, кого Сталин выдвинул в новый Президиум ЦК, были его заместитель-экономист Алексей Косыгин и Леонид Брежнев. Он стал одним из 10 секретарей ЦК, кандидатом в члены Президиума.

Далеко не для всех реформа Сталина была понятной. Некоторые воспринимали ее с недоумением. Другие — сугубо в плане персональных перестановок. Но были и такие, кто очень хорошо осознал истинную суть. Достаточно сказать, что в послесталинское время документы XIX съезда и последующего пленума никогда в СССР не обнародовались! Публикация материалов партийных съездов и конференций осуществлялась с начала, со II съезда РСДРП. Велась и с «конца». Но на XIX съезде стопорилась. Он «выпадал». Ведь иначе о замыслах Сталина могли догадаться в народе.

И в это же время, когда Иосиф Виссарионович повел свои преобразования, продолжались другие процессы. Подспудные. Рюмин продолжал возиться с расследованием «сионистского заговора» в МГБ. По этому делу арестовали и ряд работников прокуратуры, как Льва Шейнина. По его показаниям — писателей Гроссмана, Финна, Прута. Кстати, вопреки стереотипам, внедренным либералами, пытки в МГБ применялись далеко не ко всем, а лишь в исключительных случаях. Все же это были уже не годы «ежовщины». Но Абакумова и его помощников действительно избивали, держали на холоде, мучили бессонницей. Однако они хорошо знали правила своего заведения: признаешься — подпишешь себе приговор. А за молчание бывший министр, видимо, рассчитывал на какое-то высокое заступничество.

Но Рюмин копал и по другим линиям. От смерти Щербакова он пробросил нити и к смерти Жданова. Безвременно умерший профессор Этингер в его лечении тоже участвовал, только раньше, не в санатории. Была назначена экспертная комиссия под руководством главного терапевта Минздрава СССР профессора Лукомского, исследовала документы о болезни Жданова и сделала заключение, что его лечили неправильно. После этого 18 октября был арестован начальник Лечсанупра Кремля профессор Егоров, 4 ноября — академик Виноградов.

Дополнительную пищу для следствия дали обыски. Виноградов жил более чем широко, коллекционировал живопись, антиквариат, его квартиру украшали бесценные произведения Репина, Шишкина, Брюллова и других великих мастеров. Это еще можно было бы оправдать более чем высокими заработками академика (очевидно, и частными гонорарами). Но было найдено большое количество золота, бриллиантов, американской валюты. Это являлось уже преступлением. Казалось бы, Рюмин мог торжествовать. Но он, раскручивая «сионистский заговор», арестовал сотрудника МГБ профессора Майрановского. Начальника токсикологической лаборатории, где создавались яды скрытого действия.

И тут же на него обрушились громы и молнии. Сталину было доложено, что Рюмин в роли заместителя министра оказался не на своем месте. Запутал следствие, тянет его уже больше года и не способен довести до конца. 13 ноября 1952 г. он был уволен из МГБ, назначен в Министерство госконтроля. А дело Майрановского Игнатьев после этого сразу же выделил в отдельное производство, передал не в суд, а в Особое совещание МВД (под контроль уже упоминавшегося генерала Серова). Майрановский получил 10 лет и был отправлен во Владимирскую тюрьму. Вместо Рюмина первым заместителем министра госбезопасности стал генерал Огольцов. Карьеру он сделал в Ленинграде, под началом казненного Кузнецова, потом был первым заместителем у Абакумова. Теперь вернулся на ту же должность.

Как вы считаете, не слишком ли загадочные перемещения? Очевидно, и Сталин начал осознавать: в МГБ снова творится неладное. Возможно, об этом ему докладывал и Берия, которого подставляли с «мингрельским делом». В декабре 1952 г. была издана директива ЦК: «Считать важнейшей и неотложной задачей партии, руководящих партийных органов, партийных организаций осуществлять контроль за работой Министерства госбезопасности. Необходимо решительно покончить с бесконтрольностью в деятельности органов госбезопасности и поставить их работу в центре и на местах под систематический контроль партии». Но… в партии госбезопасность курировал Хрущев. Покровитель Игнатьева.

А арестованные врачи Егоров, Виноградов, их коллеги Майоров, Федотов вскоре после отставки Рюмина начали каяться. Признали свою вину в смерти Жданова, только отрицали злой умысел, заверяли о врачебной ошибке. И в их показаниях всплыла Лидия Тимашук со своей кардиограммой. Рюмин еще летом вызывал ее на допросы или на консультации, но тогда она помалкивала — могли ведь саму посадить, 4 года скрывала правду. Но теперь Егоров и Виноградов рассказали о ее заявлении Власику! Напомню, переданном Егорову.